– Такая у нас работа, – продолжала Инга, – принимать решение, от которого зависит жизнь человека.
«Наверное, рыжая девочка видит во мне старую прожженную стерву, – с усмешкой подумала Инга, – а я ведь в душе тоже нежная и трепетная. Да, принимать решение. Хорошо было врачам прежних времен! В борьбе с болезнью они были гораздо хуже вооружены технически, но, принимая решение, они думали только о благе пациента. Сейчас же в эту задачу напихано столько условий, столько шумовой информации, что в итоге интересами больного можно пренебречь. Страховые компании, оплата, суд в случае неудачи, лишение премии, выговор, жалоба – вот что держит в голове среднестатистический доктор, приступая к лечению».
Да, изгнание бабки из приемника кому-то покажется жестоким. Но если она займет место того, кто действительно нуждается? Кроме того, привыкнув к халявному лечению в больнице, такая старушка не имеет навыка следить за собственным здоровьем и в результате отправляется в лучший мир раньше, чем могла бы, соблюдая предписания участкового терапевта. Эффект кошачьей шерсти. В одном доме не заводят кошку, потому что от нее много грязи. А в другом заводят и каждый день убирают шерсть. В результате в доме с кошкой чище, чем у тех, кто отказывается от нее из стремления к чистоте.
Народ злится на власти и на медиков, хотя должен злиться сам на себя. Именно люди довели здравоохранение до абсурда, вызывая «Скорую помощь» на порезанный пальчик и температуру тридцать семь и один. Сплавляя своих бабушек и дедушек в больничку, чтобы отдохнуть от них и сэкономить пенсию.
Стандартный ход мысли постсоветского человека: если я имею право и мне за это ничего не будет, почему не воспользоваться? В результате огромные деньги расходуются на эти порезанные пальчики и прочую фигню, а люди, действительно нуждающиеся в лечении, остаются без помощи.
Кроме неразумных трат, здесь таится еще одна опасность. Распыляясь на глупости, врач теряет квалификацию. Если ножом резать хлеб, то он дольше останется острым, чем если пытаться разрезать камень.
Пока Инга философствовала, Полина оформила бабку амбулаторно, в виде бонуса расписав лечение ее хронических болячек, хотя не обязана была это делать. Подмигнув юной докторице, Инга расписалась в журнале. Бабка, естественно, пригрозила жалобой. Ожидая родственников в коридоре, она изрыгала страшные проклятия в адрес врачей.
– Не знаю, как до президента, но до дьявола ее жалоба точно дойдет, – засмеялся Руслан, выходя из ординаторской, – придется, девушки, в церковь идти после смены, порчу снимать.
– Порчу, – внушительно сказала Инга, – на нас навели, когда мы в мединститут поступили. И это клеймо никакими молитвами не смыть.
– Тоже верно!
Руслан положил журналы на место. В джинсах и белой рубашке он выглядел совсем молодым. Инга вдруг остро позавидовала, что он сейчас пойдет домой. Или куда захочет. Важно то, что ему не нужно сидеть здесь до утра, разбираться с полоумными старухами и нюхать чужой перегар.