Ху Фэйцинь так и не заплакал и не завыл, вообще не издал ни звука.
Недопёсок весь извёлся. Он давно уже пролез обратно в павильон, под кровать, и подглядывал. Слёзы катились по его морде градом: ему было жаль «тётушку» и шисюна, который разом осиротел на двух близких людей. Он припрятал зеркальце, которое из портала превратилось в обычное зеркало, и забегал вокруг обнявшихся Ху Фэйциня и Ху Вэя, застывших в безмолвной скорби, не зная, как к ним подступиться. Наконец он обхватил Ху Фэйциня за ноги с другой стороны и принялся тихонько подвывать в знак солидарности, а больше из страха, что Ху Вэй сейчас возьмёт его за шиворот и всю лисью душу из него вытрясет за то, что вернулся, несмотря на запрет.
Ху Вэй ничего с ним не сделал. Он его даже не заметил. Всё, чего он хотел, – облегчить боль Ху Фэйциня или хотя бы разделить её с ним. И лисья иерархия к этому никакого отношения не имела.
[226] Боль утраты
Ху Вэю удалось уговорить Ху Фэйциня лечь в постель, но тот крепко уцепился за край его рукава и не отпускал. В глазах его Ху Вэй прочёл беспросветный ужас. Ху Вэй взял Недопёска за шкирку, сунул его Ху Фэйциню под бок и сказал, чётко выговаривая слова:
– Я здесь. И Недопёсок здесь. И мы никуда не денемся. Тебе придётся постараться, чтобы от нас отделаться. От Недопёска уж точно.
Ху Вэй не был уверен, что Ху Фэйцинь его понимает. Он всё ещё пребывал в шоке и Недопёска прижал к себе скорее машинально, чем осознанно, – так дети прижимают к себе игрушки, если их что-то напугало.
«Надеюсь только, не свихнулся от горя», – мрачно подумал Ху Вэй, пытаясь освободить рукав из крепко сжавшихся на нём пальцев.
Он хотел привести Ху Сюань, но Ху Фэйцинь никак не желал отпускать. Ху Вэй сдался и сел на край кровати, не спуская с Ху Фэйциня глаз.
Сам Ху Вэй плохо помнил боль утраты: когда его мать умерла, он был ещё маленький. Но он ясно помнил, хоть и был тогда во Тьме, что с ним стало, когда он услышал от Недопёска, что «шисюн умер». Тогда всё перестало иметь значение, даже собственные хвосты, и он ринулся к Небесным вратам – за трупом Ху Фэйциня, а скорее, за собственной смертью. Вероятно, Ху Фэйцинь ощущал сейчас нечто подобное, потому Ху Вэй за ним и приглядывал: ещё сделает с собой что-нибудь, с него станется!
Ху Фэйцинь пару часов не подавал признаков жизни, просто лежал, одной рукой прижимая к себе Недопёска, другой – вцепившись в рукав Ху Вэя. Он был немного не в себе, Ху Вэй рассудил верно. Бай Э пробовал с ним заговорить, но Ху Фэйцинь, казалось, и его не слышал. Лисье пламя внутри него почти погасло, сердце билось едва слышно.
– Не очнёшься, вылезу из тебя и сожру твоего лиса, – с досадой сказал Бай Э, – и второго, мелкого, тоже.
Глаза Ху Фэйциня повернулись в орбитах, закатились под веки. Бай Э поёжился. Ему показалось, что взгляд двух ледышек устремился прямо на него. Что-то сродни Небесному зрению, но не вполне.
– Фэйцинь? – с тревогой спросил Ху Вэй, которому эти закаченные глаза нисколько не понравились.
К