– Но разве же можно истратить арух? – спросил всё тот же мальчишка, по одёжке – городской, видимо, оттого и такой смелый.
– Можно наполнить его дурным, – вновь улыбнулся тонкими морщинками отец наирей, чуть поклонившись спрашивающему.
– И не останется места на доброе? – не унимался тот.
– Вы можете питать арух безгранично. И добрым, и дурным, он вместит всё. – Отец наирей скользнул взглядом по мальчишкам, на миг задержавшись на лицах Каннама и Ярдиса. – Представьте, что в чан с вареньем из черницы попало несколько гнилых ягод. Каким окажется на вкус это варенье? Таким ли, как то, что сварено лишь из отборных ягод? – мягко спросил он, ни к кому из них не обращаясь, но каждый из мальчиков остро почувствовал, что спрашивает отец наирей именно у него, и каждый в уме своём ему ответил, и отец наирей, словно услышав их дружное «нет», вновь улыбнулся, и опять – одними лишь морщинами. – Всего нескольких гнилых ягод достаточно, чтобы забродил весь чан. Так же и любой гнилой поступок, гнилое слово, даже подгнившая мысль оставят след. Не изничтожишь их вовремя – сгноишь весь арух. – Он помолчал пару мгновений. – Если вам всё ясно, отвечать надо: «да, отец наирей», – кротко заметил он.
– Да, отец наирей! – хором ответили мальчишки.
– Да хранит вас Первовечный от всякого зла. Беспорочного вам сна, амарганы. Вы уже ступили на путь светлой работы и завтра сделаете на нём первый шаг. И да порвутся нити, сшивающие вас с бренностью этого мира!
Про нити мальчишки сначала ничего не поняли, но потом начали догадываться. Все их привязанности, привычки, все «мирские излишества телесные» накрепко привязывали их к привычной человеческой жизни. А амарганам жизнь предстояла иная, в стальном клинке, и время их пребывания в человеческом теле служило лишь подготовкой к уготованному им служению, начинавшемуся после Превоплощения. Поэтому нити, связывающие амарганов с привычным им миром, одна за другой отсекались. С каждым годом дисциплина становилась всё строже, условия жизни – аскетичней, занятия – сложнее, свободного времени, которого и так с самого начала у мальчиков было лишь по два часа в сутки, – меньше, а дни свиданий с родителями сокращались с четырёх в год до одного в два года.
Мальчики-ровесники жили в одной келье, спали на шершавом каменном полу, и у каждого была лишь тонкая подстилка из шерсти авабиса, которой они могли либо укрыться, либо лечь на неё, либо свернуть её под голову.
Когда они впервые увидели такое «убранство» своей спальни, кто-то тихонько расхныкался, кто-то испугался, а Ярдис тайком облегчённо вздохнул: «Всё ж не на гвоздях!»
Вещи у них действительно забрали, разрешив каждому оставить лишь один предмет на память о доме, и выдали по две пары штанов свободного кроя и туник. И те, и другие оказались великоваты – на вырост.
Утро