– Михаил, окстись! – обращалась она к мужу и тут же советовала заткнуться и не мешать людям, как она считала назойливыми рассказами о нелёгкой доле.
– Все так жили, не только ты один – недобро суживала глаза статная красавица – А то, я сейчас расскажу подробности! – то ли в шутку, то ли в серьёз говорила Елизавета. Подробности были интересны всем, но никто не отваживался спросить о них, потому что язык у Лизаветы был без костей, а Михаил мог и вспылить. И тогда ссора начиналась в один миг, и горячие супруги не стеснялись выяснять отношения при посторонних. Ругались, как последний раз жили-крики, бранные слова, оскорбления, но только не битьё посуды, ведь Лиза экономная хозяйка и такой роскоши позволить себе не могла, даже при муже торговом работнике. Слишком живы были в памяти у Лизаветы голодные военные годы, когда она подростком трудилась от зари до зари на колхозных полях вместе с матерью, чтобы прокормить младших брата и сестру. Поэтому Лиза добром не разбрасывалась, она его приумножала. Ссора заканчивалась именно тогда, когда должна была лететь чашка в бахвалистого супруга. Лиза успокаивалась, довольная, что вывела Михаила на бурные эмоции и ретировалась с поля боя. Мужчина же долго приходил в себя. Самолюбие Михаила очень страдало, от того, что жена не высказывала должного уважения к его великим трудам. Обидно было, что окружающие ценят, а дома обесценивают…Вот такие бурные моменты наблюдала подрастающая дочь, не понимая основной сути обвинений матери к отцу. Но всё-таки мать Любка любила больше, отца боялась. Хотя он не ругал дочь, но только не могла совладать с собой девочка, когда орал отец на мать в ссорах, дрожала, как осиновый лист и затыкала уши, поэтому держалась Любка особняком от отца и лишний раз не разговаривала, да и родитель не особо к ней свои чувства проявлял. Так и жили.
Однажды, когда в гости приехала младшая мамина сестра Валентина, Любка узнала страшную тайну. Ночью, когда весь дом спал Валентина и Лизавета шептались о сокровенном. Любка тоже не спала, и слышала, как поскрипывал диван, на котором улеглись сестры. Загородки меж комнатами были не сплошные и всё было слышно. Движимая любопытством, Любка встала с постели и подошла к занавеске, которая отделяла друг от друга две комнаты-Любкину и зал, где спали мать с тёткой. Услышала, как Лизавета еле слышно, хоть и эмоционально, говорила сестре:
– Ох, Валь! Я видела, своими глазами! Застала этого бесстыдника со спущенными штанами! И эта его! Ох, Валь, не стерпела и натрепала стерву, чтоб не повадно было на чужих мужиков вешаться!
Мать горячо что-то ещё нашептывала сестре, но Любка уже не слышала и застыла, как истукан. Подобные речи