– Я буду очень стараться, – сдержанно ответила я.
Помни об отце, помни о матери. Помни, ради чего ты это делаешь. Мадам де Тревиль – залог всех моих надежд выяснить правду о папе. Сделать себе имя. Добиться успеха в Академии – значит исполнить последнюю волю отца.
– А если твоих стараний окажется недостаточно? – спросила мадам.
– Я… я не думаю…
– Полагаю, ты достаточно миловидна. Ты не слишком грациозна, но над этим мы поработаем. Но чего я ни в коем случае не стану делать – это тратить время на девушку, не понимающую своего места в мире. Я не буду тратить время на девушку, которая не знает, чего она хочет.
Я прерывисто вздохнула, сдержала жгучие слезы, грозившие покатиться по лицу, отчего глаза у меня предательски покраснели.
– Именно этого я и хочу.
– Правда? Ты хочешь стать женой богатого и влиятельного аристократа?
Язык прилип к гортани, как будто не хотел произносить этого. Но пути назад не было. Я должна была выяснить правду.
– Да.
Она довольно долго молчала. Видимо, я оказалась недостаточно убедительна. Я подвела папу, даже не успев сделать попытку.
Но тут она заговорила, и я не могла поверить в то, что услышала; у меня в ушах тихонько зазвенело, от кончиков пальцев ног до макушки по мне прокатилась дрожь, а руки покрылись мурашками.
– С трудом в это верится, мадемуазель Мушкетерка!
Глава десятая
Звон в ушах перерос в глухой гул.
– Как вы меня назвали?
Ее лицо ничего не выражало. Из стопки бумаг она вытащила письмо. Это было письмо от моего отца.
– Он ведь так тебя называл?
На глаза с неожиданной силой снова навернулись слезы.
– Это личное, – ответила я.
– Боюсь, здесь не бывает личного. Мы не можем позволить себе иметь секреты друг от друга.
– Потому что опасаетесь скандалов, – предположила я. – Прежде чем взять на попечение девушку, вы хотите узнать о ней все на тот случай, если выяснится, что она… – Мне не пришло на ум других возможных пороков, кроме «фехтовальщица» и «больная», которые едва ли были уместны, поэтому я умолкла.
– Можно сказать и так.
– Я не знаю, что вам написал мой отец, но я буду идеальной воспитанницей. Это просто глупое прозвище. Он ничего такого не имел в виду.
Каждое слово было как кинжал в сердце.
Мадам де Тревиль встала. В ее позе чувствовалась решительность, и я тоже попыталась встать, схватившись за стол. Ее взгляд задержался на моих руках, сжимавших деревянную столешницу.
– Следуй за мной. – Она направилась к двери.
– Мадам, – ко мне вернулся голос, – если вы дадите мне шанс…
– Мадемуазель де Батц, если вы пройдете со мной, то поймете, что именно это я и собираюсь сделать.
Вместо