Совсем недавно между Сассексом и остальной Англией лежала непроходимая местность, называемая Уилд, дикий лес, разделяющий холмы Северного Даунcа и Южного Даунcа. Жители здешних мест последними из всех англичан обратились в христианство, и сегодня ночью некий стихийный дух – даже гневный дух, думал изгнанник, – хотя и спящий, все еще живет в этих темно-сияющих холмах.
Машина рывками продвигалась вперед. Lentissimo[19], lentissimo. У водителя была упрямая крепкая шея и отличная быстрая реакция. Фрида в полусне схватила изгнанника за руку и взмолилась, не открывая глаз:
– Лоренцо, закрой окно! У тебя слабая грудь!
Он не обратил внимания. Снег занес проселочные дороги, ведущие к фермам, и ветер вылепил на каркасе живых изгородей призрачные крепостные стены. Машина проехала мимо стада коров, сгрудившихся у ветролома в чистом поле. Первобытные силуэты под тусклым фонарем луны, подумал он.
Свояк Фриды, флигель-адъютант при дворе кайзера, много лет назад – в эпоху ныне ушедшей невинности, когда цеппелины были всего лишь новым модным видом транспорта для богатых путешественников, – рассказал изгнаннику, что аэростаты, те самые штуки, которые держат надувных монстров в воздухе, делаются из коровьих кишок. На один цеппелин требовалось свыше 250 000 коров. Какое-то непристойное безумие в индустриальных масштабах.
Всего несколько ночей назад два таких цеппелина возникли в небе над восточной Англией и принесли с собой ужас. Они прицельно уничтожали мирных жителей. Утренние газеты сообщили, что одна бомба убила вдову солдата. Четырнадцатилетний мальчик погиб во сне. Сапожника, запиравшего мастерскую, разорвало на куски. А утром дети, идя в школу, увидели безжизненное тело старухи, наполовину свисающее из окна. Сами небеса – царство подсвеченных горним сиянием облаков Констебля и причудливых ангелов Блейка – подверглись вражескому вторжению. Небо Англии обрушилось на землю.
Иногда черный огонь мести с яростным треском разгорался у Лоуренса в душе. Но чаще он думал, что, если уж немцам так хочется отобрать у него какой-нибудь дом, проще уступить, чем с ними драться. А если кто-то другой хочет отстаивать свое жилище, что ж, это Лоуренса не касается.
В сущности, он со своей слабой грудью, скорее всего, никогда не попадет на фронт – разве что начнется мобилизация и станут выгребать последний человеческий мусор. Лоуренс не был пацифистом. Если эта война и возмущала его, то скорее потому, что не была в достаточной степени войной. Слишком много механизмов, слишком много чиновников. Это пародия на войну, на честную драку.
«Знающие люди» утверждали: современная война так ужасна, что попросту не может продлиться