Когда отец впервые повел меня на эти уроки, я перепугался до смерти. Старшие братья рассказывали мне, как учителя принуждают учиться и бьют учеников за любой проступок. Отец никогда не спрашивал, не страшно ли мне, а я боялся пожаловаться ему. Такие вещи было не принято обсуждать со взрослыми. Отец был счастлив, что я начинаю учебу. В первый день он раздал конфеты всем детям в классе.
Учитель был строгим. Вскоре я познакомился с его плеткой. У нее деревянная ручка, а полоски кожи были такими длинными, что доставали до ученика, сидевшего за противоположным концом стола. Однако, как правило, наш педагог промахивался. Может быть, это получалось у него непреднамеренно, но я не помню ни одного случая, чтобы он по-настоящему ударил меня или кого‐то еще этой плеткой.
Сперва нам надо было выучить наизусть «Шма»[12], чтобы мы могли молиться. Когда у какой‐нибудь женщины рождался ребенок, приводили наш класс трех-четырехлеток, чтобы мы пропели «Шма» матери и младенцу. Считалось, что это приносит удачу и защищает дом от демонов. Мы любили эту церемонию, так как после нее нам раздавали конфеты.
Также мы учили ивритские буквы и знаки огласовки. У нас в ходу была песня «Ойфн припетчик», в которой поется об изучении алеф-бейса. Переводится она так:
В очаге горит огонь,
В комнате тепло.
Ребе учит маленьких детей
Алеф-бейсу.
«Смотрите, детки, запоминайте, мои дорогие.
Повторим выученное здесь,
Повторим снова и снова:
«Комец[13], алеф – о!»
Учитесь, не бойтесь.
Начинать всегда трудно.
Счастлив лишь тот, кто учил Тору.
Что еще нужно человеку?
Когда вы вырастете, дети,
Вы сами поймете,
Сколько слез в этих буквах,
Сколько рыданий.
Когда вы в изгнании,
Когда вы в беде,
Черпайте силы из этих букв.
Посмотрите на них!
Если шел дождь или было холодно, некоторые родители приводили детей попозже или разрешали им остаться дома. Матери заботились о своих малышах, ласкали, утешали. После маминой смерти я лишился этого тепла и считал других детей избалованными.
В пять лет мы могли читать на иврите и перешли в следующий класс с другим раввином. Мне он нравился. Он учил нас читать и комментировать Хумаш, Пятикнижие Моисеево. Мне особенно нравилась его жена, ребецен. Она отдавала мне еду, оставленную другими учениками. Поначалу я отказывался, но она была очень деликатна и не делала этого на глазах у других. Она относилась ко мне с рахмунес (сочувствием),