– Ишь ты, – пробормотала старуха себе под нос, – ну, значить не голодный.
И засунув пустые пакетики от корма в карман плаща зашаркала к подъезду. Кот смотрел ей вслед, не обращая внимания на уплетающих угощение сородичей, а в самый последний момент, когда железная дверь за старухой уже закрывалась, сорвался и в три широких прыжка преодолев расстояние до двери, юркнул между ногами старухи в подъезд.
Старуха уловку кота не заметила. Но, с трудом поднявшись на свой второй этаж, с удивлением обнаружила его сидящим на коврике у входной двери.
Кот сказал: «Мяу!». Коротко, но категорично, как будто недовольный тем, что пришлось так долго ждать.
Старуха озадаченно посмотрела на кота. Спросила удивленно и сурово:
– Ты как здесь?
Ей показалось, что кот как будто пожал плечами, потом нетерпеливо потерся о дверь.
– Прости, дружочек, – прошептала старуха неожиданно ласково, – но ходить за тобой не смогу, годы уже не те. Даже погладить наклониться больно, спина проклятая. Иди в подвал, там семейка дружная, авось и тебя примут. А с меня раз в день миска корма и миска воды. Все что могу. Не обессудь.
Кот выслушал старуху прикрыв глаза. Потом отошел от двери, пропуская. А когда старуха отперла дверь, пулей влетел в квартиру, старуха только ахнула.
****
Около часа кот где-то прятался. А когда старуха, твердо решившая прогнать незваного гостя, наконец, сдалась и села в изнеможении на продавленный полосатый диван, стоявший у стены под ковром с оленями, запрыгнул ей на колени и тихонько заурчал. Старуха протянула покрытую коричневатыми пятнами сухощавую руку и, коснувшись мягкой шерстки, замерла от неожиданно приятного ощущения под кожей. А потом фыркнула сухим каркающим смешком.
– Ладно. Живи, чего уж там. Бог даст, и я еще маленько протяну.
Кот поднял голову, посмотрел внимательно будто все понимая, потом потерся об руку и заурчал еще громче. Старуха перебирала кошачью шерсть, а в голове нежданными гостями неожиданно четко возникали давние, почти стертые годами образы: раскинувшееся широко, утопающее в зелени, непримечательное, но такое родное село с белеными хатами, где прошли детство и юность; двор, где под старым, растянувшим широкие ветви грецким орехом, высаженным когда ее еще и на свете не было, зажав в зубах папиросу отец что-то вечно мастерил и строгал; большой сад, где деревья клонились от созревших персиков, абрикосов, яблок, груш, алычи; маленькая худенькая мама, ни минуты ни сидевшая без дела, всегда в заботах, хлопотах по дому и саду; сестры в разноцветных платьях, с вечно поцарапанными коленками, озорные, смешливые, еще живые; чернобровый Дмитро со своим портфелем в одной руке и с ее – в другой, а спустя несколько лет – их тайные поцелуи под черешней у выкрашенной в голубой цвет калитки.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен