– Слушай, – отмахнулся, оделся, – нарисуй Леху или Андрея.
– Да че в них интересного?! – всплеснула руками. – Вон иди в Пушкинский, там античка на первом этаже! Ровно то же движение! – воскликнула пренебрежительно.
Серега подавил усмешку. Сравнение со скульптурами в ее устах звучало почти как ругательство. А он, значит, нравится. Блин, художница.
– Тай, я не смогу долго сидеть ровно, и вообще! – вышел в коридор. – Кофе будешь?
– Ну это же можно не за один раз! – Тая побежала за ним.
Серега обернулся, наградил ее возмущенным взглядом. Насупилась, надулась, села на стул, опустив голову и обиженно выпятив губки.
– Тай! – вот фигли он ведется?
– Ну Серенький, – снова бровки домиком. – Я никому не покажу, – лицо разгладилось. – Кроме преподов! – и запрещенный прием: – Тебе не нравится, как я рисую?
– Ты издеваешься? – фыркнул раздраженно. – У меня вся комната твоими рисунками увешана!
Он из-за этого пару раз чуть не огреб от Андрея, но стойко стоял на своем. Рисунки не снимал. Даже добавил еще один – осенний пейзаж акварелью. У Тайки получилось нарисовать совершенно хрустальный воздух и полупрозрачные листья. Серега, и так любивший это время года, от ее рисунка глаз оторвать не мог. Конечно, подарила. Конечно, мужики наехали. Только этого он ей не расскажет.
Со стуком поставил перед ней чашку кофе, сел за стол сам, оперся на него локтями, по привычке поставил одну ногу на перекладину табурета, достал сигареты.
– Блин! – она аж подпрыгнула. – Такая шикарная поза! Ты можешь так хотя бы час посидеть?
В ответ ей зверский взгляд.
– Ну сорок минут?
Серый стиснул челюсти, аж желваки заиграли.
– Ну двадцать? – она опять сложила ладошки, упрашивая.
– Ладно… – сломался. – Но я не знаю, как ты будешь дорисовывать. Я тебе каждый день по часу позировать не смогу!
– Я что-нибудь придумаю, – чуть не разлив кофе, сорвалась в коридор за своей сумкой, замерла у него за спиной. Получается, видела его вполоборота. Даже, скорее, в три четверти.
– Серенький, – прошептала тихо. – Сними футболку.
Замер, шумно выпустил дым от сигареты. Что-то мешало ему перед ней раздеться. Твою мать, он своим телом торгует. И совершенно не одетым, а здесь!..
Отложил сигарету, стащил футболку.
– Как сесть?
Услышал длинный выдох у себя за спиной:
– Как сидел, так и сиди, – голос все еще тихий, но уже не игривый, а почти строгий.
Улыбнулся сам себе. Ладно. Я ее интересую, как экспонат. Пусть рисует.
***
– Как дела в институте? – его напрягало сидеть рядом с ней молча. Каждый день позировать он не мог, но вот… Кажется, он полуголый уселся на кухне четвертый раз на