Но, несмотря на это, я старалась быть идеальной. Я свободно владею не только фрисельским и гурбатским, но также и лилькотским и верхнеровельским, а эти два языка считаются редкими и экзотическими. Меня выучили играть на пианетте и флотте. Но, говоря откровенно, большую часть времени я провожу за чтением пыльных книг и в грезах о древнем мире. Мире странных богов, которые, кажется, были изваяны из мрамора, обожали купаться и объедались виноградом.
Кроме того, я мечтаю освободить Розу и Сюзетту от должностей королевских служанок и сделать их членами королевской семьи, чего, как мне было сказано, никогда не произойдет, но я твердо намереваюсь сделать так, чтобы произошло. Пусть и по королевскому указу, если я когда-нибудь стану королевой.
Сейчас же мне демонстрируют портреты будущих королей, ныне принцев, из земель как далеких, так и близких.
– Отец, как я могу выбрать человека, с которым мне придется провести остаток жизни, основываясь на портрете размером меньше, чем носовой платок, и выгравированном несколькими небрежными движениями руки? Это невозможно, – говорю я, пытаясь отстоять свою позицию.
Отец и мать переглядываются. Очевидно, что они измыслили нечто дьявольское.
– Действительно. – Мать опускает глаза.
– Да, действительно. В таком случае… – Отец оборачивается к лестничной площадке и кивает кому-то внизу, возможно, королевскому советнику. – Тогда мы можем попробовать поступить так.
Мать разглаживает мое платье и щиплет мне щеки.
– Мама! Да что ты такое…
– Ваше величество! – возвещает стоящий в дверях советник короля. – Позвольте представить вам императорского сына Ванкраукенов принца Венцесслонта Третьего. – Он кивает кому-то за дверью и замирает, стараясь ничем не выдать своего присутствия.
Мы трое, волнуясь, ждем, что за этим последует. Секунда. Еще одна. Мы смотрим друг на друга, повисает неловкая тишина.
А затем – вот он.
И в этот момент из моих легких будто стремительно выкачивают воздух.
4
Видите ли, императорский сын Ванкраукенов, принц Венцесслонт Третий не совсем тот мужчина, храп которого хочется слушать до конца своих дней.
Не то чтобы он некрасив… об этом невозможно судить, поскольку весит он, должно быть, стоунов[2] пятьсот. Его ширина не уступает росту. И складывается впечатление, что в случае необходимости принца можно будет выкатить из королевства. Если вам этого мало, стоит упомянуть, что кожа у него какая-то пятнистая, а лицо кажется залитым портвейном, или чем покрепче, или же вообще ядовитым зельем.
Мать смотрит на отца. И я слышу, как она шепчет:
– Не может быть, чтобы ты это серьезно.
Я смотрю на отца в ожидании ответа на заданный вопрос. Он подталкивает меня вперед.
– Юный принц Венцесслонт! Надо же, а я помню тебя маленьким мальчиком, помню, как ты играл в саду в рыцарей и разбойников! –