– Череп, – в свою очередь представился Череп.
– Понятно.
Занялись чаем, осторожно отпивая, стараясь не обжечься.
– А ты, значит, земляк Кальяна, – светски поинтересовался Чешир.
– Ага, – кивнул Череп, отчего-то смущенно поглаживая свою лысую круглую голову. – Мы с ним в одном дворе росли, только он на год старше. Пошел в Баумоновку, а я вот – сюда, на экономический.
– Экономист, значит. Что ж, поздравляем, – проговорил Чешир, наклоняясь вперед, в задумчивости шаря рукой где-то под диваном. – А почему раньше к нам не заходил?
– Я боялся, – сознался Череп, подливая себе чая. – Думал, улечу и об экзаменах забуду… Вот-вот, этого я и боялся! – обливаясь чаем, хохотнул он, пальцем тыча в сторону Чешира, путем таинственных манипуляций извлекшего из-под дивана чудный, туго забитый косяк.
– Я думаю, Кальян на нас сильно не обидется, – спокойно и рассудительно заметил Чешир, вежливо протягивая косяк гостю.
– Кайф, – со знанием дела прикуривая от яркого язычка пламени Чешировской зажигалки, отозвался Череп. – Наша, родная.
Он несколько раз глубоко затянулся, медленно выпуская дым через ноздри, прикрыл сразу покрасневшие глаза, передал косяк Моррисону и откинулся на спинку дивана.
– Последняя заначка Кальяна, – прокомментировал Моррисон, щурясь на дым, покачивая ногой в такт спокойной моррисоновской музыке, включенной в полсилы. – Мы, если что, все свалим на тебя. Скажем, пришел такой крутой джек, отобрал косяки…
Моррисон захихикал, закашлялся, поперхнувшись, торопливо передал косяк Чеширу, возлежащему на диване напротив в позе дремлющего поэта.
– Ну что ж, – сказал Череп, оглядывая новых знакомых и глубоко, как в душу, запуская руку себе за пазуху. – Раз пошел такой базар…
Из-за пазухи появилась, матово блеснув в приглушенном свете настольной лампы, плоская поллитровая бутылка армянского коньяка.
– Неплохо, – прокомментировал Чешир, беря бутылку и разглядывая звездочки. – Очень даже неплохо. Хорошо идет под кайф. Можно, кстати, сварить кофейку, тогда, зайцы, мы с вами немного взбодримся.
– Намек понял, – пожевывая только что прикуренную болгарскую сигарету, невнятно пробормотал Моррисон, поднимаясь, собирая со стола чашки. – Где-то у нас были такие рюмашечки – как раз под коньяк?
Чешир неторопливо поднялся, передал косяк Черепу и, пройдясь к окну, обнаружил рюмашечки в ящике письменного стола. Моррисон гыкнул и пошел мыть чашки.
«Она подойдет и скажет. Что-нибудь, все равно что, просто сразу все станет ясно, словно мы вместе росли в одном дворе. И тогда, когда ее глаза приблизятся так, что накроют меня с головой, тогда, рукой повторяя изгиб ее плеч…»
Полуприкрыв глаза, Череп следил за разливом коньяка, одновременно ловя пронзительную сирену кофемолки в прихожей,