Как будто не слышит. Стянул молчком сапоги, вылил из них воду, размотал раскисшие портянки и зашвырнул их вместе с носками куда-то под куст. А сам, босой, уселся на валежине у костра с пол-литровой кружкой чая. Из кружки торчат в разные стороны стебли этой самой… как ее там? Забыла.
– Как эта твоя целебная трава называется? – спрашиваю.
– Сахан-дайля.
Торчат, значит, из кружки пучки этой целебной сахан-дайли, можжевельника и еще бог знает какой местной флоры.
Казалось бы: ну что мне до него? Нет же, такой дурной характер: за всех переживаю.
– Подсушился бы хоть, – советую, – портянки бы у огня повесил.
– Тебе-то что за дело? – скривился. Ишь, колючка какой! «Что за дело…»
– Тебя, между прочим, – говорю, – мне в пару дали. А мне больные помощники не нужны!
– Все равно завтра намокнут! – махнул рукой. И рот оскалил с выщербленным зубом. Бр-р-р! Надувшись чаю, тут же у костра и разлегся, прямо на мху – довольный – как у себя дома.
3
В маршрут Гера потопал в ботинках. Шлепал в них по болотам и по ручьям, как будто не замечая ни холода, ни противного чваканья при каждом шаге. Даже мне неприятно было это чваканье слышать. А каково ногам? Радикулит себе зарабатывает. Зато когда полезли в гору, он получил преимущество: мои ноги в сапогах через короткое время буквально раскалились, Гера же скакал козликом с камня на камень в своих ботиночках. В гору он, надо признать, карабкается бодренько, еще и меня обгоняет. Но иногда замрет и стоит, точно сурикат в документальных фильмах о природе. Должно быть, живописует. Мысленно. На деле же рисовать некогда, работы полно. Я его сразу предупредила.
Забрались на гребень хребта. Самое место и время передохнуть. Я скорее разулась, ступни намученные подставила под ветерок. Ух!
Рабочий же мой вмиг куда-то исчез. Никак по нужде? Появляется с охапкой незнакомых мне растений с пластмассовыми листьями и крупными бледно-зеленоватыми цветками – как из цветочного магазина.
– Кашкара! – объявляет мне. – Помогает при боли в животе и в коленях.
– У меня колени не болят, – говорю.
– Полазишь по горам – заболят. А еще ее в чай можно класть, хотя она немного горьковаста. На обеденном привале он ее бросил-таки в чай. В итоге пил этот чай один.
Перед чаем он, кстати, открыл и умял банку холодной тушенки. Предлагала ему: давай разогреем на костре. Нет.
– В животе согреется!
Что ж, грей.
Когда в конце дня опять спустились к ручью, Гера, словно ищейка, головой туда-сюда покрутил, принюхался и сразу же приметил и выкопал руками (чуть не сказала: лапами) золотой корень. По научному – родиола розовая, ее-то я знаю.
– Бери, настойку сделаешь, – сует мне грязные растрепанные корневища.
– Какая настойка?! Я вообще не пью, будет тебе известно.
– Какая ж ты тогда геолог? – удивляется.
Что же,