Человек, назвавший себя Эриком, спрашивал меня, один я тут или нет. А я только сейчас понял, что не задал ему аналогичного вопроса. И не имел представления, сколько у него там людей, но подозревал, что рядом с ним стоит по крайней мере один – тот, о котором он только что упомянул.
Я посмотрел на часы на экране мобильника.
– Уже четыре часа, – сказал я собеседнику. – Из Голландии нет прямых рейсов на остров Мэн. Даже если вы полетите через Лондон, вам не успеть на вечерний рейс оттуда сюда, к нам. Но вы можете добраться до нас завтра, и тогда я вас встречу.
Эрик рассмеялся. Резким таким, лающим смехом. Он как-то не совпадал с общим тоном нашего разговора.
– Роб, пожалуйста, не беспокойтесь по этому поводу. Три часа. Вы нас встретите?
– Думаю, да, – ответил я, сомневаясь в том, что это разумное решение. – Полиции сообщить?
– Нет! Вы не должны связываться с полицией. Ради благополучия Лены. Вы должны мне это обещать! Понимаете?
Я глянул на Ребекку, как она на это отреагирует? Детектив подняла брови и выпятила нижнюю губу.
– Хорошо, – сказал я. – Но я кое-кого с собой захвачу. Подругу.
Эрик секунду помолчал.
– Видите ли, я уже понял, что вы на самом деле там не один. Пожалуйста, больше мне не лгите.
И с этими словами собеседник оборвал связь и закончил то, что, вне всяких сомнений, было самым странным телефонным разговором в моей жизни.
Лысый мужик сказал Лене, что более всего его беспокоит то, что она не напугана. Это понравилось ей сильнее, чем можно выразить словами. Его слова означали, что у него появились сомнения. Что он задает себе вопросы, на которые не находит ответов. И это хорошо. Это может оказаться полезным. Все, что шло вразрез с планами похитителей, нарушало их замыслы или давало Лене больше времени, шло ей на пользу. И этот факт позволяет понять кое-что еще. Он заставлял предполагать, что улики против нее не настолько неопровержимы, как утверждает этот тип.
Но даже более того: Лена могла гордиться собой. Потому что правда-то заключалась именно в том, что она действительно боялась. Боялась всю жизнь, сколько себя помнила.
По большей части боялась собственного отца. Боялась того, каким он оказался на самом деле. Все свои подростковые годы Лена чувствовала себя так, словно ее все время давят и душат. Пока она не взбунтовалась. Не вырвалась на свободу. Но потом в отцовском поведении начали появляться еще более страшные наклонности, чем те, которых девушка боялась раньше. Куда бы она ни поехала, что бы она ни делала, за ней все время следили неизвестные ей люди в хороших костюмах. Они наблюдали за Леной и потом слали рапорты ее отцу. Нередко отца так беспокоили и заботили эти рапорты, что он отправлял еще больше людей, чтобы следить за дочерью.