– Товарищ гвардии подполковник, попрошу оставить нас одних. Очень надо.
Тот книжку потрёпанную читал, посмотрев на меня, кивнул, аккуратно спустился с верхней полки и вышел в коридор. Прикрыв дверь, я сел на нижнюю полку, все три офицера с интересом на меня смотрели, и сказал:
– Есть важная информация, но я вас не знаю, попрошу документы.
Те мои тоже проверили, но так вроде настоящее сотрудники. Да не вроде, генерал смутно знакомый, пока не вспомнил, что тот в Киевском управлении НКВД служит. Да и майора одного где-то видел, а где, так и не вспомнил.
– В общем, история такая. Войну я у Минска начал, там и ранен, оказался в рукопашной, штыком, в окружение попал. С раной в лесу отлёживался, и видел, как диверсанты в форме наших пограничников убили шофёров, и захватили армейские грузовики, это тридцатого июня было. Командовал там капитан-пограничник. Некоторых я опознал, одного так на Лубянке, тот там работал. А десять минут назад я в соседнем купе опознал того самого «капитана». Только он теперь носит погоны полковника-стрелка. Я третий день на этом эшелоне, и могу сказать, что вчера вечером полковника этого в вагоне не было, скорее всего, ночью сел. Третье купе от тамбура, там он один в таком звании. Мы с ним общались, оба любители молока. Я заглянул в купе. Попутчиков его впервые вижу, не опознал. Это ваша работа, что знал, сообщил, дальше уже сами. И ещё, общаться с вами более не желаю, когда я опознал того на Лубянке, меня отдали мясникам, и забили до инвалидности ваши дознаватели. Два месяца в коме. Комиссовали меня, но я перенёс несколько операций, и смог пройти комиссию, как видите снова воюю. Однако и любви к вам у меня нет, сюда вынужденно пришёл.
Меня поняли, но сразу не отпустили, пришлось писать, где видел того «капитана», что и как было. Бумагу выдали. Написал, после чего отпустили, велев делать вид, что я полковника не знаю, и вообще забыть о нём. Это тот самый капитан-пограничник, что в начале войны, в прошлом мире, меня в засаду заводил, майором-связистом в качестве приманки. Тут он жив, не схлопотал от меня пулю в голову. Вернувшись в купе, застал своих соседей за сборами. Пока я отсутствовал, эшелон медленно входил на территорию столицы, по бокам уже видны были строения, склады, и вообще промышленный район, трубы заводов дымили, и густо. Экологов на них нет. Я тоже вещи собрал, дорожную мелочёвку, и мы сидели, общались.
– Не понял, это что значит словить дельфина? – не понял капитан-танкист.
Я как раз описывал, как гонял на танке «Т-40», была у меня там одна история. Чуть не утопил машину в грязи, хотя та плавающая.
– И это мне говорит танкист, – с возмущением показал я соседям на того. – А ты точно настоящий? Любой танкист это знает.
– Ну я вот не знаю.
– Словить дельфина, это такое выражение. Я ещё в сорок первом узнал, Двадцатый механизированный корпус,