Я лежал, блаженно умиротворенный, и впервые в жизни слагал стихи. Привожу их здесь такими, как написал их юный недоросль, со всеми присущими ему орфографическими ошибками. И хоть эти строки не так изысканны и безупречны, как «Арделия, драгая, я стражду от любви» или «Чуть солнце озарило цветущие луга» и другие лирические излияния моего пера, получившие впоследствии столь высокое признание, однако, как мне кажется, для скромного пятнадцатилетнего поэта они написаны весьма изрядно.
У Брейдской башни, средь всех невзрачных
Один завидный мне мил цвиток, —
Есть в замке Брейди красотка-леди,
(Но как люблю я – вам невдомек);
Ей имя Нора. Богиня Флора
Дарит ей розу, любви залог.
И молвит Флора: «О леди Нора,
У Брейдской башни цвиточков тьма —
Семь дев я знаю, но ты, восьмая,
Мужчин в округе свела с ума.
Ирландский остров, на зависть сестрам,
Твою взлилеял красу весьма!»
Заканчивались стихи так:
«Пойдем-ка, Нора! – взывает Флора, —
Туда, где бедный грустит юнец.
То некий местный поэт безвестный,
Но вам известный младой певец;
То Редмонд Барри, с ним, юным, в паре,
Пойти б вам стоило под винец»[23].
В воскресенье, едва матушка ушла в церковь, я кликнул камердинера Фила, со всей строгостью велел принести мое лучшее платье, в каковое и облачился (убедившись при этом, что все стало мне за время болезни до смешного коротко и узко), и, прихватив заветный листок со стихами, понесся во всю прыть в замок Брейди, мечтая увидеть мою богиню. Воздух был свеж и чист, птицы звонко распевали в зеленых ветвях, я ощущал давно незнакомую мне радость и бежал вприпрыжку по широкой просеке (дядюшка, конечно, постарался свести весь лес в своих владениях), точно проворный молодой фавн. Сердце мое отчаянно колотилось, когда я поднимался по заросшим травой ступеням и распахнул покосившуюся дверь холла. Господа ушли в церковь, сообщил мне мистер Скру, дворецкий (с удивлением оглядывая мое осунувшееся лицо и тощую долговязую фигуру), и с ними шесть барышень.
– И мисс Нора в том числе? – осведомился я.
– Нет, мисс Нора не с ними, – ответил мистер Скру с непроницаемым, загадочным видом.
– Где же она?
На этот вопрос он ответил – или сделал вид, что ответил, – с обычной для ирландца уклончивостью, предоставив мне гадать, поехала ли Нора с братом в Килванген, пристроившись за его седлом, отправилась ли на прогулку с одной из сестер или лежит больная