а как бы отрицая его клубящиеся округлости
(с когановским упрямством: «Я с детства
не любил овал, я с детства угол рисовал»,
словно вышедшая из цеха Маяковского,
Родченко, Эль Лисицкого) являлась тетрадка
«Треугольной груши», билось в юном морозце
«Ахиллесово сердце» – о, шестидесятые
с их наивными откровениями, отчаяниями
и чаяниями, с обворованными, но не обсчитанными
нами, щедрыми и снисходительными
в своих любовях и пристрастиях…
Москва гудела залами Манежа,
Гостей манила на Кремлёвский холм,
А где-то по озёрам Заонежья
Бежала рябь, ломая краски волн.
Под тяжёлое бормотание вильнюсского дождя,
обожжённый известием о кончине
того, свет стихов которого был так дорог мне,
я был обращён
туда,
в канувшее
И было упоительно касаться
Глазам и слуху прежней жизни той
С печалью Божьей Матери Казанской
И с клоунской никчемной пустотой.
Июнь, 2010
«Как вихрь, судьба подчас нас слепо лупит…»
Как вихрь, судьба подчас нас слепо лупит,
Но и покой обманчив в ней, увы,
Когда мы любим тех, кто нас не любит
И любят те, кого не любим мы.
С годами всё становится привычней,
Огромный мир сжимая до мирка,
А жизнь как гардероб, где вещи личной
Не получить назад без номерка.
Однако некой звёздною аортой
Душа вбирает давние лады,
Ища в дождях знакомые аккорды
И растворяясь в музыке воды.
Из цикла «Изумруд Босфора»
«Византия! опять твоё имя щекочет мне слух…»
Византия! опять твоё имя щекочет мне слух,
И в бурлящую Лету, подобно веслу,
Погружается память, где в звоне печальном вериг
Греет варваров пламя трепещущих свитков и книг.
Это Рима Второго, возможно, бредовая ложь,
Это в бархатных сумерках тени тщеславных вельмож,
Это злата и яда содружества тайная нить,
Это – грех, что без жертвы нельзя искупить.
Но зачем же тогда, как свирели пастушьей мотив,
Об Исминии юном с Исменой оттуда летит,
Феофановы фрески, мерцая, выходят сквозь чернь
И пленят, и медово пьянят так… зачем?!
«Море Чёрное, море Мраморное…»
Море Чёрное, море Мраморное —
Те же волны, и пахнет липами,
И, как русские флаги в трауре,
Облака над Галлиполи.
Светотени родной истории,
Сквозь которые невыносимо
Пароходов гудящих стоны
Из Одессы и Новороссийска.
Там, где беды прошли, протопали
Меж двух Азий – Большой и Малой,
Над Стамбулом – Константинополем
День осыпался розой алой.
«Сумерками