В первобытности свастика встречалась в Месопотамии и в Палестине. Древнейшее изображение свастики происходит из Арпачии халафской эпохи (5-е тыс. до н. э.), а самое раннее изображение пятиконечной звезды было обнаружено на одном из глиняных сосудов из Джемдет Насра (конец 4-го тыс. до н. э.) – их сейчас можно видеть в Музее Ашмолиум в Оксфорде. Свастику использовали даже древние израильтяне, как свидетельствуют исследования развалин синагог Эдд-Дикке у озера Киннерет (Solomos, Back 1996: 149).
Использовавшаяся еврейским каббалистическим учением, свастика была заимствована масонами, а масонская символика в сочетании с буддистской традицией в свою очередь оказала влияние на оккультные и теософские учения конца XIX в. Неравнодушная к оккультизму, императрица Александра Федоровна носила оберег в форме свастики и ставила ее изображение на своих предсмертных письмах из Тобольска (Rollin 1939: 61–62; Замойский 1990: 182). Из тех же источников свастику позаимствовало и Временное правительство, изображавшее ее на некоторых российских купюрах в 1917 г. Эта традиция сохраняла свое значение даже в первые советские годы, когда свастика продолжала встречаться на бумажных денежных купюрах (Godwin 1993: 51–52). А во время Первой мировой войны свастика фигурировала и на некоторых английских финансовых документах (Godwin 1993: 148). Следует отметить, что в теософской символике свастика мирно уживалась со звездой Давида и лишь германские антисемиты и нацисты сделали их символами расового антагонизма (см., напр.: Weissmann 1991b, S.135, Taf. XI).
С арийской традицией свастика оказалась связанной после раскопок в Трое, проведенных Генрихом Шлиманом, который отождествил троянцев с «фракийцами-тевтонцами» и провозгласил свастику «арийским символом» (Goodrick-Clark 1998: 23–24, 34). В 1889 г. в Париже польский библиотекарь М. Змигродский организовал выставку, призванную продемонстрировать неразрывную связь между свастикой и древним арийским наследием (Quinn 1994: 22–25). Затем свастика нашла почетное место в популярной книге немецкого писателя Эрнста Краузе, откуда ее и позаимствовали деятели немецкого «народнического национализма». Именно