Во взгляде медсестры мелькнуло что-то такое, что Киру не понравилось. Да и с чего ей спрашивать у Колобка разрешения? Он за медицину не отвечает.
– Погоди, погоди, Ирочка, – забормотал он. – Сейчас… может ещё очнётся.
Он повернулся к парням, посмотрел на одного, потом на другого.
– Ну, давайте говорите, принимали чего?
Кирилл быстро переглянулся с Лёхой.
– Вы чего, Евгений Геннадьевич. Чего мы принимали? Ничего мы не принимали, – Кир постарался вложить в свой голос больше возмущения. Не хватало ещё, чтобы их заподозрили в приёме наркоты на рабочем месте. Тут одним штрафом точно не отделаешься.
– Ты подожди, подожди, – бригадир приблизился к нему, внимательно посмотрел снизу вверх, сказал вкрадчиво. – Не торопись, парень. Скажи, как на духу. Не бойся. Жрали свой чёртов холодок или нет?
– Нет!
Они с Лёхой выпалили это почти одновременно. Колобок опять открыл было рот, но тут тело лежащего на койке Лазаря выгнулось дугой, и Лазарь зашелся в кашле, брызгая слюной в разные стороны.
– Я звоню в интенсивку, Евгений Геннадьевич, – крикнула медсестра, метнувшись к телефону.
– А! – Колобок в сердцах махнул рукой, и, кажется, в первый раз на памяти Кира забористо выругался.
Глава 4. Павел
К грузовому лифту на двадцать шестом этаже Павел Григорьевич Савельев подошёл к самому концу погрузочных работ. Почти все ящики и коробки, которые должны были отправиться наверх, уже были занесены в лифт, но у дверей и в самом лифте ещё суетились люди, что-то расставляя, что-то закрепляя. Бригадой грузчиков руководил человек, уже немолодой, но крепкий, с лицом, острым и резким, словно резчик вырезал его из грубого неподатливого камня и, вырезая, торопился, оставляя некрасивые глубокие следы-прорези. Человек отдавал приказания негромким, но властным голосом, и этот негромкий голос направлял всю работу, делал её слаженной, чёткой, такой, что Павел невольно залюбовался.
Павел остановился чуть поодаль, давая людям спокойно закончить начатое. За спиной тихонько бубнил Костя, охранник. За те несколько лет, что Костя был в его охране, Павел уже привык и к вечному Костиному бубнежу, и к недовольной физиономии – это стало привычным фоном.
– Не понимаю я вас, Павел Григорьевич, хоть убей – не понимаю. И что вам за охота со всем этим барахлом ездить, да ещё и ждать по часу, когда этот чёртов лифт отправится. Что бы не вызвать, как все нормальные люди, пассажирский лифт, чай, вы не голь перекатная…
Павел, конечно, был не «голь перекатная», как никак глава сектора систем жизнеобеспечения, член Совета Двенадцати, один из тех, на ком всё в Башне и держалось, а всё равно не мог, как другие чиновники, пользоваться пассажирскими лифтами, которые давно уже были закрыты для прочих смертных – не мог, словно блок какой стоял.
– …а всё ваша дурацкая принципиальность…
Ну вот, Костя как раз и подобрал верные слова его «блоку». Павел усмехнулся.
Грузчики