– Я тоже долго хранила мои афиши. С моей выставки. Лишь когда сюда перебиралась, – все выбросила.
– Ключевое слово – МОИ. Вы понимаете, в каком русле тут надо думать?
– Хорошо, а вот если взглянуть с другой стороны. Почему этот человек отдал свои воспоминания, если они ему так дороги? Или – почему соседи просто не вернули ему пианино?
– Он отдал потому, что для него это означало что-то хорошее. Запросто соседи могут говорить, что вот детей учить хотим, а пианино везти издалека и дорого. И он отдает им инструмент.
– Может он и не хотел, чтобы вот так просто воспоминание было рядом, всегда перед глазами?
– Не знаю, – вдруг отступил сосед. – Может, этот инструмент играл музыку матери его? Кто знает…
– А тут поиграли детки и бросили инструмент. И не вернули, и с собой не взяли. А вдруг они были талантливы? А много ли сейчас талантов на сцене? Нет вообще.
Женщина чувствовала себя неловко. Настолько неловко, как будто она вошла в чужой, только что вымытый дом, вошла не одна, а со стаей грязных собак, и вот все они ходят и носятся по паркету, и пачкают шелковые дорогие ковры. Она вздохнула.
– Если бы ты была олигархом, ты бы стала, при наличии собственных чад, заниматься поисками каких-то талантливых детей?
– Наверное, нет. Думаю, нет. Стала бы своих пристраивать. Хотя пристраивать на сцену… Что там делать, если у тебя нет таланта?
– Все это разговоры. Россия сейчас – мощная сырьевая база. Человек, который управляет газом, – управляет и мясом. А город – всего лишь муравейник. Тут главная ценность – мясо и крыша. И то и другое продается за бабло.
– Но ведь это несправедливо.
Алину удивляло обилие определений, сыпавшихся из человека в комбинезоне – «унисекс». Но он не смущался. Вернее, смущался, но, чувствовалось, совсем не того, что он говорил. Может, он хотел что-то спросить, но разговор все никак не шел в том направлении, которое он бы хотел избрать.
– Глупо мерить все линейкой справедливости.
– Но ведь дети сильных мира сего, им ведь скучно, раз они лезут на сцену не имея способностей… Наверняка они хотят власти. А старики их не пускают. Думаю, там наверху зреет заговор. Заговор молодых против стариков. Скучно как все.
– А вы подожгите дом, – повеселитесь. А если все сгорит, – это позволит ощутить много эмоций, которые развеют скуку.
– Очень асоциальный ход. Я и так опаздываю. Опаздываю на целую жизнь.
– Опаздываете? Вы работаете? – Игорь с сомнением оглядел женщину.
– Нет.
– В синтаксическом наборе свободного человека очень странно слышать слово – «опаздываю».
– Но ведь … – Алина не знала, что сказать.
Разговор напоминал ток-шоу, где ставки были – распиленное пианино, просраная жизнь, растраченная на обманы и подстраивание под жизни и мнения других.
– Но ведь, может, они правы? И мы просто ленивые, жалкие обыватели, которые почесывают свои яйца у экранов телевизоров?
– У вас есть яйца?
– Ну,