– Ещё сбрую надо.
– Тогда так и пиши.
– Солнце спустилось за церковь. Голубь в колокольне застрял.
– С Рождества едва четыре месяца прошло.
– Час дня.
– Они ж так читать не смогут. Штору поднять?
– Это же для тебя. Как хочешь.
– Влезай и почисти в последний раз фонарь.
Почему я ни разу не бывал на нью-йоркской швейной фабрике?
– Господин?! Вы спите?
– Я чищу фонарь.
– Господин!
Веки открылись.
– Простите, задремал что-то.
– Ладно, что с той женщиной? Зовите её скорее сюда!
– Ушла.
– Я спать.
Мысль протекала быстро и кривоугольно, достигнув размышления о том, что если он вдруг по какой-то причине или без неё возьмёт и захохочет, то она это увидит, а разве можно увидеть смех? Он полагал, что видеть смех – это искажать действительность, смех, ну по крайней мере его смех, необходимо видеть обязательно со звуком – то есть слышать. Но слышать – это не видеть. В какой-то мере тоже да, но если чисто этимологически – нет. Получается, чтобы ему рассмеяться перед ней и не нарушить целостности, нужно удостовериться, что все, кто будут смотреть на него, будут, во-первых, смотреть, а во-вторых, смотреть со звуком. Он не мог позволить себе так рисковать, поэтому смеялся редко и только в проверенные уши под названиями, которые относились исключительно к его реальности, за которую он так давно боролся по всем фронтам.
«В общем, завтра всё будет опять man-made, сделано человеком, дословно – мужчиной. А значит, не столько хорошо, сколько нескучно».
Он был порезан на лекала. Не душегуб и не спаситель – наблюдатель.
Объективным и неизбежным является моя смерть?
Демонизируем?
Почему она не знает пределов своей гибкости?
Парето?
Гуттаперчивость?
Комбинация?
Декаденские конструкции?
«Шестой обрушен мост».
На сто первом километре к юго-востоку от Москвы взревел двигатель. Громкий хлопок автомобильной двери. Мягкий, но уверенный голос вторил в унисон двигателю:
– Женщины, мы едем?
А в это время в ночи Северного Чертаново за окном виднелась многоэтажная постройка. Семнадцатиэтажный скелет с двумя светящимися красными ушами на крыше, похожий контурами на суслика – без национальности, идей и иных идентификаций, – просто дом, напоминающий по очертаниям суслика.
Катя уже около часа вела автомобиль по мокрым дорогам подмосковных лесов по направлению к Москве. Там нужно было забрать ещё одну женщину, ещё одну себя, и двинуться к месту встречи.
Катя понимала, что, обскакав пламя, можно одержать триумф, но эта дорога была не для неё хотя бы просто потому, что удача не благоволит армиям, удача благоволит великим солдатам. А если ты отказываешься воевать сам с собой, ну, если ты так нежен, что тебя надо поставить в стеклянный футляр, то лучше умереть как