Снова распахнулась дверь и еще одна фуражка воткнулась в салон:
– Таарищ майор, вертолет угнали гаишный.
Полицейский вскинулся.
– Она безголовая баба! – сказал водитель с носилок, – всех убьет. Аш-шрам…
– Да, – подтвердил полицейский снаружи, – пилот сообщил, она пригрозила, что застрелит ребенка и пилота, и заставила его лететь на юг. Шахидка…
– Куда?
– Пока не знаем точно, связи нет, вертолет летит в сторону Тулы. Им освободили коридор по М4 «Дон».
Майор за воротник приподнял водителя с носилок и заорал бешено:
– Зачем вам дети? Куда везли? Кто заказчик?
– Я ничего не знаю! Я только машину вел, – забормотал водитель, – Это все она! Ее дети! Она их украла!
– Почему вы их напоили? Что давали детям?
– Я ничего не знаю, она мене дениг дала, говорит – вези Внуково. Я вез. Ничего не знаю.
Майор бешено поглядел на меня:
– У него ничего не сломано?
– Вроде, ничего.
Мы с Валентиной его видимо не волновали.
– Я, тварь, или вышибу из тебя показания, или ты у меня станешь жертвой ДТП, и доктора это подтвердят! Ты меня понял?
– Понял, начальник, я все скажу!
Я молча наблюдаю сцену, Валентины мне не видно, но она тут, видны только ее ноги в форменном комбезе обнаженные лодыжки, на одной золотой браслетик, и вижу ее полусапожки на резиновом ходу. А почему я раньше не обращал внимание на ее ноги? Они такие эротичные…
– Дети эти не наши… она их в Пятигорск везет, а оттуда в Турцию или Эмираты… я слышал, что на органы. Самолет ждет. Она может убить. У нее брат погиб в Сирии, а мужа ваши убили.
Меня резануло это «ваши», а он – чей? Впрочем, и так ясно – на чьей он стороне.
Майор кивнул и выволок лже-Хамраева из машины. Подчиненным говорил:
– Забирайте, говнюка, вместе с машиной и через час показания мне на стол. В розыск на Фатиму Дукаеву, вооружена и очень опасна, шахидка. При задержании можете стрелять на поражение.
Голос его ещё грохотал за стенами машины, но слов было уже не разобрать.
Мы с Сережей и Валентиной минутку посидели молча.
– Доложиться надо, что пострадавших нет, от помощи отказались. – Сказал я, – или, точнее, в помощи не нуждаются.
Валентина сидела хмурая, и, глядя на нее, я вдруг понял: она мне очень, очень нравится. Дело даже не в том поцелуе на лестнице в подъезде, когда она наплевала и на рацию, и на камеры, которые видят в темноте. Она живая! И у нас одно сердце на двоих.
Вспыхнувшее чувство любви, влечения, страсти и нежности было так велико, что я зажмурился, чтобы удержать себя в руках.
Сергей связался с центром по рации, сунул мне микрофон. Я доложил о всех событиях.
– Возвращайтесь на подстанцию. – Сказала диспетчер центра.
На часах начало десятого вечера. Самая работа.