Я улыбаюсь и присаживаюсь за деревянный стул во главе стола.
– Можешь не поднимать руку, Саанви. Мы все здесь друзья и коллеги по перу.
Она нервно проводит рукой по волосам, мягким, как вороное крыло.
– Хорошо. Я просто подумала – вы не рассказали нам, о чем ваша история.
Безобидный вопрос наносит мне тяжелый удар прямо в сердце, выбивает воздух из легких. Группа по вторникам и четвергам должна радовать меня, а не напоминать об ушедших возможностях.
– Я здесь, чтобы помочь вам развить творческие способности. – Я осматриваю скрытый потенциал, сидящий со мной за столом. Милые дети, встраивающиеся в иерархию средней школы ничуть не лучше, чем я в свое время. Надеюсь, что никому не довелось пережить тех же ран. – Я здесь, чтобы помочь вам стать гениями, потому что я уверена, что внутри каждого из вас живет шедевр, и очень важно, чтобы вы его написали.
– Почему? – Лили дергает спиральный корешок на своей тетрадке. – Почему это важно? Случится что-то плохое?
Хороший вопрос.
В конце стола Алехандро наклоняется и кричит:
– Конец светаааа…
Я смеюсь.
– Может, не настолько плохое.
– Мисс Келси, а у вас внутри есть шедевр? – спрашивает Джэ, мальчик с растрепанными волосами и толстыми очками – и те, и те кажутся слишком большими для его головы.
Может быть. Наверное, нет.
Жизнь научила меня, что мои истории скорее всего слишком оптимистичны, слишком по-детски наивны, это не те безнадежно-депрессивные книжки, что сейчас становятся бестселлерами. Одна из причин, по которой я за последние два года не написала ни слова.
Без таланта к коммерциализации творчество и истории быстро превратились в трату времени, попытку эскапизма. Но я не собираюсь расстраивать детей правдой, ведь вдруг кто-то из них этот талант имеет?
– Мисс Келси? Алло?
– Простите. Ворон считаю. – Я улыбаюсь, думая о Ба, и продираюсь обратно к хорошим мыслям. – Может, у всех есть шедевры здесь, – я стучу пальцем по виску, – или, если быть точным, здесь, – я прикладываю руку к сердцу. – Но ты об этом не узнаешь, пока он не окажется здесь, – моя рука ложится на тетрадь Лили между нами, исчерченную фиолетовыми вихрями шариковой ручки. – Даже великие не знали, что они великие, пока они не сели и не начали писать. Если бы Ба была здесь, она бы вам рассказала.
Дети никогда не встречали Ба, но я столько ее описывала – энергичную богемную старушку, сражающуюся с «человеком» своей поэзией, – что они будто бы знакомы.
– Она дружила с лучшими авторами двадцатого века. Некоторые даже устраивали здесь автограф-сессии. Уильям Фолкнер, Айзек Азимов, даже Роальд Даль.
– «Чарли и шоколадная фабрика», – улыбается Лили. – Я в детстве очень любила эту книгу.
– Не удивительно. – Я толкаю ее локтем. – Ты странненькая.
– А вы здесь тогда уже работали? – Алехандро спрашивает серьезно.
– Ай, Алехандро! Как ты думаешь, сколько мне лет?
Он ухмыляется и пожимает плечами:
– Двадцать?
Я