Он наклонился и колупнул «Ъ» в конце христианской молитвы. Буква легко отпала, рассыпалась в крошку.
– Второй даже не знает этих слов! Но послание все равно пишут заново раз в неделю, боятся, что Второй выйдет. Как важно правильно сказать, чтобы тебя поняли, однако! И как важно услышать, если тебе говорят. Если знаешь Язык, то тебе не нужно бояться.
Он гулко поставил рюкзак на бетон, вытащил аккумулятор, потом достал провода, отвертку, что-то вскрыл, подсоединил. Посыпались искры, механизм загудел, дверь заскрипела и отъехала по рельсам, приоткрыв тоннель в черноту. У меня создалось ощущение, что даже свет лампочек под потолком тоннеля туда не проникал.
– Не пугайся тому, что увидишь, Николай сан. – мягко сказал самурай.
Неправильно говорить человеку «не пугайся» – приглашая в черную пустоту за тяжеленной дверью.
– А что там?
– Что человек не может понять, он или возносит до небес, или закапывает как можно глубже, – пожал он плечами.
Я начинал ненавидеть его манеру отвечать на что угодно, только не на мой вопрос.
Позади раздался шум и треск – это гудел еще один поезд, на пути от перрона к перрону. Пути назад не было – я шагнул за черный порог.
Самурай вошел следом. Дверь тотчас закрылась, страшно скрипя и лязгая, и оставила нас в полной темноте.
***
Секунду спустя сверху загорелись лампы – белые-белые, не как в тоннеле, который мы оставили.
Я увидел, что рельсы от гермодвери уходят далеко вперед и упираются по другую сторону платформы в нечто, что выглядит как здоровенный булыжник. Слева от рельс начинается платформа метро, на которую мы поднялись по железной лестнице.
У каждой станции метро два рельсовых пути – по одному на направление поезда, но здесь второй путь то ли забыли, то ли не успели сделать – и здесь была просто широкая длинная платформа с бетонными колоннами, дверными проемами без дверей и лестницами в тупик.
Поперек серой бетонной стены красовалась табличка, которая когда-то была новой – «Крылья советов».
Признаков чертовщины я пока не увидел, но решил, что буду настороже.
Самурай вообще чувствовал себя как дома. Пригласил меня вглубь станции, в помещения для сотрудников метро – за стальные приоткрытые двери.
Прежде чем войти, я еще раз окинул взглядом станцию, удивился, насколько здесь тихо… Пахло – бетоном, камнем, железом, как на свежей стройке.
За дверьми оказалось то, что в последнюю очередь ожидал увидеть на заброшенной станции метро – ряды полок с книгами. Корешки не только на русском, но и на английском, французском, немецком, с арабской вязью, с китайскими и еще какими-то иероглифами…
Я вытащил наугад пару книг на русском и с удивлением обнаружил у себя в руках «5 языков любви» Гэри Чепмена и «Символизм во французском искусстве XIX века».
– Чем