Так я стояла, думала, плакала и никуда не уходила, хотя очень хотелось. Все теребила в кармане брелок, на котором весь у год у меня висели две связки ключей – от съемной квартиры и от родного дома.
Вроде и ушла, но отцепить ключ как-то не доходили руки, хотя дело минутное…
Во дворе за год ничего не поменялось – огромный пень по центру, скамейки вокруг, кусты и клумбы с цветами у подъездов. Раннее утро, никого во дворе, пусто на улицей за спиной. Деревянные ставни захлопнуты, только форточки нараспашку – душно, июль.
Я перешла через двор по утоптанному песку, легким касанием поприветствовала пень и направилась к подъезду. Внутри все сжималось, под ложечкой сосало. Настало время поговорить с мамой.
Открыла дверь своим ключом, зажгла свет. В квартире мамы было. Также против обыкновения не было винных паров, только порядок как в заброшенной больнице: ровно заправленные кровати, пустой холодильник, на полках и столах тонкий слой пыли.
В дверь позвонили.
– Светик, я чудом не спала, услышала, как ваш замок щелкает, сразу поняла, что это ты… Как ты изменилась.
– Настасья Федоровна, здравствуйте. А где мама?
Соседка не стала говорить намеками или просить сесть и что-то в этом духе, суетиться, причитать. Мудрая была женщина, поэтому сказала просто и прямо.
– Умерла мама.
Я похолодела.
– Когда?
По закону какой-нибудь дурацкой драмы, с моим уходом у мамы должен был начаться период просветления, трезвости, твердых обещаний самой себе, но в конце она должна была заболеть раком или слечь с сердечным приступом, а я – прийти ровно на её похороны или успеть в больницу за 5 минут до смерти.
Не было ничего такого. Мама продолжила пить, а спустя полгода её прямо перед домом сбила машина.
Она всего раз пришла в себя в больнице, успела надиктовать завещание, письмо и переписать на меня небогатое содержимое сберегательной книжки. После – скончалась. Случилось это полгода назад.
Меня – пропавшую наследницу квартиры объявили в розыск, но искали не слишком усердно, да и я нигде не засветилась.
Мы выпили чаю, и соседке снова хватило ума и мудрости не пытаться налить мне что-нибудь «покрепче». Оставила мне копию завещания с телефоном нотариуса и прощальное мамино письмо. И сберкнижку с двумя тысячами рублями.
Я усмехнулась сквозь слезы, когда поняла, что денег у меня теперь примерно столько же, сколько было когда я год назад ушла из дома.
Не люблю и не умею иметь дело с официальными документами, поэтому завещание отставила в сторону, первым делом развернула письмо.
Разумеется, там были слезы, просьбы понять и простить. Конечно же, мама винила себя – и в уходе отца, и в моем. Разумеется, было много, что она хотела мне сказать – это она и надиктовала.
Вот только похоже, что диктовала она врачу – почерк был дерганый, рваный. Поэтому прощальное письмо местами походило на рецепт –