Она напряглась, застонала и замерла.
– Все будет хорошо, – проговорил Иван Петрович, обнял ее, прижал к себе, и стал качать, словно маленького ребенка, поглаживая грязные спутанные волосы «божьей» невесты.
Пожарные расчеты лили потоки белоснежной пены; поднятый по тревоге военизированный отряд МЧС, курсанты двух военных и одного милицейского училища, сорванные с занятий, бросились к завалам. На месте здания возвышался многометровый могильный курган, погребший под собой, как выяснилось позже, сто пятнадцать человек. Полностью был разрушен фасад здания железнодорожного вокзала; перекрытия устояли, но стеклянный купол сорвался и рухнул в зал ожидания; снесена торцевая часть здания транспортной милиции, серьезно пострадали два жилых пятиэтажных дома.
Пылевая туча, колыхаясь, нехотя уходила на восток, развеивалась; темно-синий апрельский вечер сгущал сумерки, мощные столбы армейских прожекторов упирались в груды мусора, с разных сторон в курган вгрызались экскаваторы, выхватывали плиты ажурными клювами краны, за кольцом оцепления солдаты укладывали на землю черные пластиковые мешки…
Дикторы центральных каналов читали, глядя непроницаемыми лицами в бегущие строки телетекста:
– По инициативе Джорджа Буша сегодня состоялся разговор с президентом, где он выразил соболезнование гражданам России в связи с постигшем их несчастьем.
– Президент самым внимательным образом следит за ходом спасательных работ в Нижневолжске, где сегодня… Выступив на заседании правительства, сказал…
– Никто, подчеркиваю, никто не заставит нас вступить в переговоры с террористами. И пусть не думают, что таким образом нас можно запугать. Особо хочу предупредить тех политических деятелей, которые попытаются в преддверии предстоящих выборов спекулировать на несчастье…
– Правительство определило суммы и порядок получения компенсации пострадавшим при теракте в Нижневолжске. По сто тысяч рублей выделено родственникам погибших, по пятьдесят тысяч тем, кто получил тяжелые ранения, на три тысячи могут рассчитывать лица, получившие травмы…
Рвалась полубезумная женщина через оцепление, хватаясь руками за черные куртки милиционеров.
– Моя дочь там! Пустите! Пустите, я вам говорю…
Она не говорила – кричала, но крик этот казался таким слабым в грохоте экскаваторов, поддевающих острозубыми ковшами обломки плит.
– Есть, – поднял руку спасатель с грязным почерневшим лицом. – Пускайте собаку.
Спаниель, крутя хвостом, сунул нос в узкую щель и слабо тявкнул.
– Домкрат сюда. Страхуй.
– Ага. Зацепил. Свети.
Под лучом фонаря блеснули оскаленные зубы, открытый мутный глаз.
– Мужчина, на вид лет тридцать-сорок.
– Опознать можно?
– Да.
До поздней ночи шел по первому каналу круглый стол, который вел известный журналист Поднер.
– В свете сегодняшних событий как вы расцениваете заявление