– Верю, Костян, конечно верю. Но я знаю поболее твоего и понятия не имею, что с этим всем делать. Здесь, много лет назад случилась страшная трагедия. Это было еще до меня. Однажды, база закрылась на зиму, а в третьем номере осталась девушка. Закрывали директор и завхоз, все как обычно. Знаешь, есть такая инструкция, по закрытию базы на зиму. Там много всего оговорено, но, самое главное, там все прописано по сборам людей. Вот это все они нарушили. Люди вышли, собрались на площадке, а машины уже подогнали. Ну, они в них полезли, ни переклички, ни подсчета. В общем, бедлам один. Наверное, так у него, директора того, было во всем. Они не проверили номера. А она, то ли спала крепко, то ли плохо ей было. Кто это может знать. Она осталась лежать в кровати. Видимо ни белье никто не собирал, ни хрена не делали. Кто-то из них прошел, замкнул двери комнат, удивительно, что не бросили просто. Бросили бы, все бы может и обошлось. Замкнули, закинули ключи под стойку и, заперев базу, вышли. Ну, в общем, все уехали. Нашли ее весной, когда вернулись. Ее даже никто не хватился за зиму, видимо совсем одинокая была. Она не смогла открыть дверь. В номере есть окно, но его она тоже не выбила. Может, правда больна была, в общем, когда ее нашли, она лежала на кровати. Директор пошел под суд конечно. Базу принял Хамзатович, но он сезон только пробыл и уехал, передал мне. Происшествие это быстро забылось. И до сегодняшней ночи я тоже о нем и не вспоминал. Вот такие дела, Костян. Что делать, спрашиваешь? Отвечаю: понятия не имею.
Я слушал директора с все возрастающим беспокойством. Я не сходил с ума, получается, но такого я даже представить себе никогда в жизни не мог. От его рассказа, мне стало еще страшнее.
– Ладно, чего сидеть, время терять. Пойдем работать. – Сказал он вставая. – В одиннадцать не пропусти сеанс связи, скажи у нас все хорошо. Сейчас заводи генератор, я пока дров натаскаю.
– Я не понял, мы что, остаемся здесь?
– Да. Я долго думал, пока сюда ехал. Я, кажется, знаю, что нужно делать.
– Давай так: ты меня увольняй, если хочешь, можешь даже заяву на меня написать. Я поеду вниз, а ты, раз тебе кажется, что ты знаешь, что делать с призраком, который реально ломает по ночам дверь, оставайся здесь и делай.
Он смотрел на меня спокойно и молчал. Молчал и я. Видимо по моим глазам определив момент, когда злость и страх, стучавшие внутри моей головы немного поутихли, он веско, чеканя каждое слово, проговорил.
– Мы останемся здесь, Костян. Потому, что мы с тобой два мужчины. Ни ты, ни я, не виноваты в том, что случилось той страшной зимой. Но мы можем все исправить. И мы не побежим. Мы останемся и исправим.
****
Я заводил генератор. Все, что можно зарядить было собрано в котельной. Мой фонарь, что вчера остался валяться на полу в коридоре, принес директор. Я сказал, что не пойду туда. Даже в свой номер не пойду, не хочу. А он щурился на меня, было видно, что смеется. Сам ходил в третий номер, осматривал его. Кремень! Он же не просыпался