И землю всю вернуть в природу,
Чтобы дышала и цвела!
…Я тихий чай тихонько дую.
И тащится за ленью вслед
Большое бедное раздумье,
Длиною в много-много лет!..
Взгляд
Отцы продаются детям. Веселая проституция.
Пишут под них, снимают, на сленгах их говоря.
Отцы продаются детям за длинные деньги, а
куцыми
Спешат от себя отмазаться, каталки калекам
даря.
И ты не безгрешен в этом, и я хотел
поживиться,
Поесть из кормушки рока. Он ныне один богат.
Отцы продаются детям…
О, сколько у них чечевицы
У наших смертельно смелых, по страху
рожденных чад!
У наших смертельно смелых,
По смуте горячек белых,
По смури, по пьяни, по лени,
По жажде встать на колени
И стадом брести назад,
По слому надежды и воли,
По боли,
По каторжной боли,
По бреду рожденных чад!
О сколько у них чечевицы!
С кокетством панельной девицы,
Отвратной и жалкой девицы,
Отцы продаются детям.
Ночь. Пятница. Музыка. Взгляд.
Полумолитва
Ухает филином сон полудурок.
Жизь полупала, собой недовольная.
Смерть – полудевочка скалит окурок,
Стоя с косой меж двумя полувойнами.
Все половиной избылось куда-то.
Все полубольно и полукрасиво.
Полудубины, полулопаты,
Полусвобода, полумессия.
Полу разрушим, полу надставим
Полуненужное, полунетленное.
Пуст полудом. И скрипит полуставнями
Полунадежда, как полу вселенная.
Пуст полудом. И судьбою растерянной,
Полуюродству я, полубезлицые,
Полурастленные, полурастения
Каторжно учимся
Полумолиться.
Дай же мне цельности, поле небесное!
Сею, как можется. Семя не веяно.
Пуст полудом. Две приступки над бездною…
Плоть тяжелит? Я уйду из телесного.
Но дай мне до края, о поле небесное,
Знать и любить, что тобой полувелено!
Ты что пришла, гундосая?
Ты что пришла с косой, гундосая? Я в корне
не готов!
– А вроде стар?
– Так это ж только вроде.
Я сыт был в голоде,
Свободен в несвободе, —
Короче, занят был и не считал годов.
А ныне и подавно глупо их считать.
Вон скушать-выпить есть. И говори что хочешь.
Жизнь только начинается. Не так ли?
Что же ты хохочешь?
– Так ты же, сукин сын, меня щекочешь.
Ну, экий приставун! Ну, игрунец!
Понравилось.