Игрокам выдали новую симпатичную форму от фирмы «Adidas»: домашнюю – оранжевую с чёрным номером на спине, с белыми трусами и гетрами, ну прямо сборная Голландии, а гостевую – полностью чёрную с оранжевым номером и классным оранжевым декором. На эмблеме клуба, на неизменном с 1953 года щите, закруглённом снизу, с тремя полосами – белой, оранжевой и чёрной – теперь гордо красовался ни много, ни мало лигочемпионский мяч со звёздами.
Вот тогда-то в Неживске и поползли слухи про московского олигарха, который, как полоумный самодур, «переводит добро на говно», «не знает, куда деньги девать», сливает свои миллионы на бестолковщину, тогда как, раз он такой щедрый, нужно поднимать завод, нужно отремонтировать школы и городскую больницу, нужно открыть что-то полезное, где люди могли бы получить рабочие места. А тут футбол какой-то. Да кому оно надо? Нашёл тоже себе игрушку, «поматросит и бросит».
Примерно это же говорили и в самом «Прорессе». Тем более, босса, как называли Волкова в клубе, никто в глаза не видел. Бзик, прихоть – так считали все. Скоро надоест, и лафа закончится. И потому «кривоногие дармоеды» по-прежнему уныло и неумело пинали мяч под матерные выкрики пьяных мужиков на трибуне, а «толсторылый сброд» ворочал тёмные делишки с поступавшим на банковский счёт клуба волковским баблом.
Глава 2. Шеф, или Что такое прогресс
Лафа закончилась внезапно. Зимой 2012-го, аккурат после Нового года, в «Прогресс» из Москвы приехал серьёзный дядька, назначенный администрацией Неживска генеральным директором клуба. Это был опытный спортивный функционер, присланный Волковым, чтобы разгребать «авгиевы конюшни». Дядька собрал весь персонал «Прогресса» – от старого директора до уборщицы – и объявил:
– Все уволены.
В ходе кропотливого разгребания в клуб всё же вернули несколько человек: троих игроков – заслуженного сорокалетнего вратаря Емелина, капитана команды Муромцева и лучшего бомбардира последних лет двухметрового бугая Потапова, а также водителя автобуса, фартового и хитрого мужичка Садкова, девицу-бухгалтера Рыбкину, инженера-техника, обслуживающего стадион, Кузьмина и уборщицу Марфу Иванну, старушку из числа тех, кого кличут «божьими одуванчиками».
– Шеф-то строг, но справедлив, – многозначительно сказал Садков, и все принятые обратно удовлетворённо с ним согласились.
Шефа дюже боялись. Личность Геннадия Васильевича Горынычева явила собой тот давно забытый тип начальника, что непрерывно и всюду довлеет, «держит в ежовых рукавицах»: горючую смесь властного и сурового барина, зоркого, дотошного жандарма, упрямого до беспомощности, до полного изнеможения «паршивца», имевшего неосторожность попасться, и парторга с энергией революционера. Эти три его черты уживались в нём причудливым образом, кипели, сменяли друг друга чуть ли