– Не бойся, – говорит Лена, – ничего не бойся.
– Ты как Тина, – говорю я. – Она тоже…
А ведь и в самом деле: рассказать то, что… О том, как… Это же – такая история! Поэма! Ода! Где Овидии, Петрарки, Шекспиры?!
Иуды – отдыхают!
– Не тяни, – говорит Лена, – смелее…
– Хм!.. Не толкай, – прошу я, – я и так еле держусь на ногах. Стою на краю, видишь!
– Давай, давай, – подталкивает Лена, – это твой край!
И, что называется, толкает меня – лети!
В пропасть Жориной ладони…
Макс ощерился на палачей всей своей собачьей ненавистью, и если бы меня не было рядом, он бы разодрал на куски и Валерочку, и Ушкова, и Перемефчика… А вместе с ними и всх этих швондеров и швецов… Ага: если бы меня не было рядом.
– И вот, – говорю я, набираясь смелости, – ладно… И вот…
Я не знаю, как это пересказать.
– …сперва, – говорю я, – Жорин мизинец вместе с большим пальцем взяли первый гвоздь…
– Как это? – спрашивает Лена.
– Я пробовал потом дома. Сам. И знаешь…
– Как так взяли? – снова спрашивает Лена.
– Я не помню, чтобы Жора когда-нибудь держал в руках скрипку. Или гитару. Или балалайку… Помню, как он бережно прятал Юрину скрипку в футляр, когда нужно было её спрятать от полиции…
– Продолжай, – говорит Лена.
– Так вот… этот первый гвоздь в мгновение ока оказался вдруг между указательным и безымяным… Шляпка у ногтей, остриё – в ладонь… Ловкость рук, вернее Жориных пальцев! Да-да, – ловкость, ловкость! Жорины пальцы – это, знаешь ли… Я ведь видел их каждый день, каждый божий день… В работе… Помнишь, как Бог Своими Божественными Перстами, творя чудо рождения Адама… Микеланджело как никто другой изобразил этот миг… Ну ты знаешь…
– Знаю, – кивает Лена.
– На века! Навеки! Ты видела, какой это непомерно тяжкий, непосильный и невероятно нежно-радостный труд – созидание… Сотворение… Мира. По сути ведь мира! Через Адама. Так вот…
– Сравнил, – говорит Лена.
– Жорины пальцы…
– Рест, ты…
– Пальцы творца… Если хочешь… Да!.. Ты пойми… Нет-нет, ты всё-таки слушай, слушай…
Теперь я молчу.
– Наверное-таки ловкость, – говорю я затем, – но и надёжность!.. Уверенность в том, что вырваться из цепей этих чудотворных пальцев никогда и никак невозможно. Цепкость, да! Даже если они напрочь раскрыты, расправлены, распростерты. Фишка в том, что…
– Фишка?
– Цимус в том…
– Рест, скажи по-русски.
– Загогулина, – говорю я, – в том, что…
Тииинн… Тиииннн…
(Тинка!..)
– В чём же?..
– Гвозди пели – тиннннн…
– Жуть!.. Но почему же ты не вмешался?
Я не знаю, что на это обвинение ответить.
– Он только