Ожидание матери. Виктор Бычков

таких. А может и больше. И все они безногие да на колясках и с костылями. Кто их считал? Меняются каждый день: одни уезжают, другие приезжают. Документов никто у них не спрашивает. Какие могут быть справки-бумажки? Безногие, безрукие, коляски, костыли, груди в орденах и медалях – вот и все документы. Мол, милостыню соберут по вагонам, а потом в местной забегаловке, что за углом вокзала, в скверике, заливают горькой свою боль, обиду и горе. Песни жалостливые поют, плачут, матерятся. А спать ползут к Ваське-матросу. Есть тут такой местный фронтовик, тоже инвалид. Там у него и собираются.

      Четверо суток Христя ждала, выискивала своего Ваньку. Уверовала, что здесь он, здесь, среди страдальцев. Только ещё не подъехал. Где-то в поездах милостыню просит.

      На пятые сутки состоялась долгожданная встреча.

      Она в тот день, умаявшись после мытья посуды, прикорнула у разрушенного здания вокзала и не сразу заметила, когда пришёл очередной поезд. Разбудили людские голоса, крики торговок.

      – Картошка! Картошка! Варёная картошка!

      – Пирожки с капустой! Кому пирожки с капустой?

      – Папиросы! Папиросы! Кому папиросы? Фронтовикам одну папиросу бесплатно!

      – Костюм, кому костюм? Из Германии, заграничный. Из гардероба самого Гитлера! А может и не Гитлера, но всё равно из его бункера!

      Подхватившись, Христя стала пробираться сквозь толпу снующего туда-сюда народа. И, как всегда, внимательно всматривалась во встречных людей, свято надеясь увидеть и узнать своего Ваню. Старалась никого не пропустить: в такой толчее не мудрено и самой затеряться, не то, чтобы найти кого-то. Всматривалась в лица, хотя знала, в мыслях ни единожды, а много-много раз отыскивала Ивана внизу, там, где и должен находиться безногий инвалид на коляске. Ведь ей так сказали. А вот сегодня почему-то забыла об этом, смотрела на лица. Может, оттого, что со сна? Заспала?

      Она споткнулась вдруг, вскрикнула, успев тут же извиниться за свою неуклюжесть:

      – Ой, простите ради Христа! – и не увидела перед собой никого, кому бы она создала неудобства.

      – Смотреть надо! – отозвался мужской голос снизу. – Ходят здесь всякие, понимаешь, красавицы.

      Только тогда Христя глянула под ноги, опомнилась, залебезила:

      – Прости, касатик, бабу деревенскую, извиняй, ради Бога.

      Перед ней сидел пристёгнутый к каталке мужчина в телогрейке защитного цвета, поверх которой в два ряда висели боевые награды. За спиной инвалида горбилась котомка – солдатский сидор. Красивое, чисто выбритое лицо светилось, глаза излучали неподдельную радость, губы расплылись в приветливой улыбке. Копна пышных нечесаных волос шевелилась от лёгкого дуновения ветра. На обрубках ног лежали две деревяшки, которыми инвалид обычно отталкивается при езде на колясках.