– Эй, три-ка нос, пока не отморозил!
– А ты – левую щёку. Белая, как спирохета.
– А кто это такое?
– Червяк какой-то. Мама им пугала. Не помню точно.
Они сняли рукавицы и стали растирать лица. От спин исходил парок, волосы взмокли.
– Хреново дело, – Вася не докурил, закашлял и бросил папиросу, – мы прошлый год до этого места где-то за час дошли, а сейчас – за три с половиной. Надо прибавить.
– А во сколько вы на месте были? – позволил себе поинтересоваться друг.
– В восемь где-то.
– В восемь – чего?
– Вечера! Не утра же!
– Вась, так мы не дойдём сёдня!
– Вот я и говорю: надо прибавить. Кто испугался, тот может идти обратно. Ты пойми: это же самый кайф, когда преодолеешь все трудности, а потом лежишь на койке и вспоминаешь, как было трудно. Пошли, пока не замёрзли!
Они спрятали фонари в клапаны рюкзаков и снова побрели вперёд, поочерёдно торя тропу, иногда падая, и тогда другой сбрасывал рюкзак и помогал барахтающемуся в рыхлом снегу подняться, ибо самому встать было почти невозможно: опоры не было, руки проваливались в снег по плечи, как в воду. Ноги гудели, незащищённый промежуток кожи
между уже намокшими рукавицами и рукавом телогрейки воспалился и пощипывал. Иногда они присаживались на валёжины, счищали постоянно налипающий на лыжи снег, глядели друг на друга и невесело усмехались: кожа от мороза натянулась, губы почернели, на ресницах намёрз иней. Перекуры становились всё чаще.
В полдень Вася объявил привал. Похоже, он ждал, когда его худосочный спутник первым запросит обедать, но тот молчал. Могучий же организм Васи требовал подпитки, и у подходящего выворотня он сбросил рюкзак.
– По-моему, я сейчас взлечу, – еле шевеля языком заметил Валя.
– А меня как кто назад тянет, так и хочется на спину упасть.
Кое-как развели огонь: угли протапливали снег и, уходя всё глубже, угасали. Пришлось рубить задубелую пихту и на её поленьях разводить костёр. Попытались было разгрести снег до земли, прокопали метр и бросили, решив поберечь силы. Наконец, огонь затрещал вовсю. Натопили снег и достали пельмени. Те, оказывается, в поезде подтаяли и теперь представляли собой один тестомясый ком размером чуть не с васину голову. Не долго думая, Вася отхватил топором от кома четвёртую часть и сунул в кипяток, остальное разрубил на три части и убрал обратно. Пельмени, хоть и в несколько необычном виде, были съедены деревянными ложками за две минуты, отчасти оттого, что оба жутко проголодались, отчасти, чтоб не успели замёрзнуть. Потом в этом же котелке был сварен крепчайший чай и тоже выпит со скоростью, достойной книги каких-нибудь дурацких рекордов, хоть он и отдавал пельменями.
– Пожрали, теперь веселей дело пойдёт! – подбодрился Вася и попробовал улыбнуться.
– Веселее не бывает, – мрачно изрёк более пессимистично