– Осталась, друг мой, и не одна! И это меня больше всего угнетает. Как говориться, нельзя поиметь всех женщин в мире, но надо к этому стремиться. Их много, а я один, как в попе дырочка! Как представлю, что они с кем попало спят – мне их так жалко становится! Ведь я их всех люблю! Был бы я падишахом – у меня не гарем бы был, а гаремище! Я тоже не там родился и не тогда. Знаешь, чем надо заниматься, чтобы не было потом стыдно за бесцельно прожитые годы? Да-да, этим самым. А мы, два идиота, залезли к чёрту на рога и радуемся непонятно чему. Как можно радоваться, если рядом нет ни одной особи противоположного пола? Поступило предложение: завтра же идём домой. Осточертел мне этот гнилой барак, этот лес, это небо, эта печка.
Но Валя это предложение с негодованием отверг, поставив ультиматум: он остаётся на весь срок, а хлюпики и любители заглядывать под подол могут отправляться прямо сейчас, не евши чудесного кедровкого супа. И Вася уступил, вновь пообещав наверстать упущенное в первые же два часа после приезда.
Они ещё долго, по словам Васи, «трахали дрова, бросали палки, имели бревно, произвели множество фрикций пилой и занимались любовью с фотоаппаратом». Наконец, Вася сменил одну больную тему на другую:
– Я жрать хочу, как стадо волков! Даже воробьём твоим не побрезгую.
– Ты, Вася, как кукушонок: большой и жрать хочешь каждые десять минут. А я тебе только успеваю дичь носить.
– Я Вини-Пух Большой Член, а не кукушонок!
С этими словами Вася схватил свой килограммовый тесак и, издав воинственный клич, кинул в стену. Тот ударился ручкой, дзынькнул, и как мячик отскочил, попав жалом хозяину чуть выше колена. Вася сел на нары, пробормотал:
– Дурацкие шутки до добра не доводят, – и начал снимать штаны.
Стянул брючину, глянул на залитую кровью ногу и, опрокинувшись навзничь, по-дикому затряс руками и ногами. Валя столбом стоял посреди избы с ложкой соли в руке, не веря глазам. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы переварить случившееся. Наконец, он осознал, что друг не шутит, а действительно потерял сознание и надо что-то делать. Он кинул соль в бульон и бросился к аптечке, нашёл бинт и, подскочив к потерпевшему, затряс его за плечи. Вася сказал: «А!» и поднялся. Посидел с закрытыми глазами, потом спросил:
– Я что, сознание потерял?
– Да. А я нашёл.
– Ты перевяжи меня! Я на кровь смотреть не могу. Сильно льётся?
– Нет, чуть-чуть.
Валя вытер кровь и сообщил:
– Тут дырочка-то полсантиметра, а ты умирать вздумал. Может, в сосуд какой попал?
– Да перевязывай ты, садист! Я сейчас опять вырублюсь. Дай нашатырь, на окне ампулы валялись!
На подоконнике лежали: обломки мух, комаров и других кровососущих и не очень, жменя ржавых, но вполне годных хлюпеней, шестёрка пик, валет бубён, папковая гильза двенадцатого калибра, два погрызенных мышами свечных