Теперь мама отвозила меня на продлёнку в детский сад, расположенный где-то в районе «Марьиной Рощи» города Москвы. Раз в неделю, по окончании продлёнки, она забирала меня на работу, чтобы завершить свои расчёты. Затем, поздно вечером, мы возврвщались на дачу. Такой распорядок позволял мне кататься, на деревянных счетах с «колесиками», по длинному коридору бухгалтерии «Фабрики кухни» и не мешать маме заканчивать свои бухгалтерские подсчёты…
Однажды в воскресенье к нам пришла учительница, чтобы записать меня в школу, но я спрятался под кровать. Меня старались оттуда выманить, соблазняя тем что в школе много ребят и девочек с которыми можно играть на переменах. На что я тут же сообщил, что ребята у меня есть, а девчёнки не интересуют!..
Подошло первое сентября. На нашей улице, таких как я мальчишек, набралось пять человек… Нас направили в деревянную, одноэтажную школу с большой кирпичной печкой. В моём первом классе «А» мальчишек было намного меньше, чем девчонок. А так как в последствии выяснилось, что я был покрепче моих даже старших сверстников (видимо сказывалась пилка дров для своей печки), то я часто вместо русского языка занимался не профильной «учёбой».
В этой «Деревяшке», как её величали ученики, существовала странная традиция – перед началом занятий между школярами регулярно происходили соревнования в виде драки – Хлебниковских ребят с Шереметьевскими. Согласно этой «традицией», побеждённые мальчишки, на следующий день обязаны были драться за тех кто их победил. Поскольку я был не из слабеньких, то меня часто перед школой встречали ребята из младших классов и с криками: «Наших бьют!» – забирали портфель, чтобы я мог быстрее добрался до места драки и успеть поучаствовать в этом мальчишеском, но очень странном состязании…
Время бежало быстро и однажды, когда я был уже в восьмом классе, мама, без всяких предисловий, сообщила, что мы скоро уезжаем к папе на Сахалин.
В школе я постоянно что-то рисовал. Видимо этому способствовало и то обстоятельство, что я сидел на последней парте в "гордом одиночестве". Однажды на бумаге, которой была накрыта моя парта, на одной части я нарисовал морской бой парусных судов, а на другой изобразил бойца в окопе с гранатой против вражеского танка. Как потом сказал учитель по рисованию: «Рисунки очень хорошие, а глаза бойца очень точно и ярко отображают состояние души этого человека».
Как ни странно, но меня за эти мои импровизированные «творения» на не профильном уроке не ругали и не вызвали к директору, а, так называемые рисунки, поместили на какую-то выставку. Через несколько дней после этого происшествия меня пригласили в какую-то студию, но этим планам не суждено было сбыться.
Время бежало быстро и однажды, когда я был уже в восьмом классе, мама, без всяких предисловий, сообщила, что мы через неделю уезжаем к папе на Сахалин. Надо было ехать на Сахалин…
Поездка вызвала во мне большой интерес. Мы ехали в плацкартном вагоне дальнего следования и я, лёжа на верхней полке, смотрел в окно. Меня очаровывали бесконечные просторы страны, тайга, Байкал, многочисленные тоннели…
Но вот и Владивосток… Соблюдя все установленные правила и санитарные нормы, мы с мамой оказались, на огромном многоэтажном океанском карабле «Крильон», в Тихом Океане. Мне казалось, что это сооружение будет идти по поверхности океана, как коньки по льду, ощущая только толчки своего корабельного «сердца-двигателя»…
Было очень много вербованных… Первый день мы не ощущали каких-либо воздействий океана, но на второй – ощутили его в полной мере.
Откуда-то ночью пришёл сильный шторм. Огромные волны Тихого Океана бросали этот многоэтажный корабль как щепку. Из-за любопытства я вышел на палубу. Волны, шипя огромной бурлящей и пенящейся белой шапкой, медленно нарастали за бортом перед моим восхищённом взором, а корабль быстро проваливался в бездну. Но затем, достигнув низшей точки, начинал медленно набирая силы, подниматься из глубины океана на вершину огромных волн и, достигнув её, корабль, на какие-то мгновенья замирал на самой вершине, царствуя над этой разбушевавшейся стихией, с пенящейся, бурлящей седой и грозной поверхностью Тихого и Великого Океана! Этот вид и «его музыкальное оформление» меня завораживали и приводили в неописуемый восторг!.. Неожиданно над кораблём стала нарастать волна, значительно превосходящая прежние. Вокруг, на вершинах закручивающихся мощнейших потоках, голубовато-зелёных водных творений Тихого Океана, кипела серо-белая пена. Но, достигнув своих прежних размеров, волна всё продолжала расти и вздыматься над кораблём, а корабль продолжал «проваливаться» вниз. Я, загипнотизированный гигантской волной, смотрел на неё с восхищением, не в силах пошевелиться.
Вдруг кто-то меня сильным рывком рванул за одежду во внутрь корабля и тут же захлопнул за нами водонепроницаемую дверь. Волна с такой силой ударила по стене и двери, что корабль содрогнулся