– Усёк… – сквозь слёзы всхлипнул Коряга, а сам в себя прийти не мог от такой безграничной наглости.
С огромной горечью зажал он в кулачке свои выбитые зубы и долго ещё проклинал подлого Лопоухого, как только мог!
В ту ночь свет в избе Анастасии Петровны горел до утра. И она сама, и уж тем более Семендяй, – оба были растревожены, взволнованы, и им обоим, конечно же, было совершенно не до сна. Они проговорили до рассвета и задремали только тогда, когда горластые деревенские петухи хрипло и радостно возвестили о наступлении нового дня.
А всесторонне пострадавший Коряга никак не смог проникнуть в дом, потому что противный бдительный Прошка зорко охранял все подступы. Что бедолаге оставалось делать в такой тяжёлой ситуации? Пришлось жертве людского коварства и чёрной неблагодарности пристроиться на ночёвку со свиньями, в их тёплой сараюшке.
Но едва стало светать, Коряга заметил во дворе чёрного колдуна, одетого в длинный поношенный плащ с накинутым на голову капюшоном. Он по-хозяйски неторопливо расхаживал по двору, обшаривая каждый угол, потом подошёл к окну и стал настойчиво заглядывать внутрь, словно высматривал там что-то или кого-то. Подобострастно приседая и кланяясь, Коряга выполз ему навстречу, собираясь пожаловаться на мерзких и полых людишек этого дома, но колдун только мельком глянул на Корягу, с безразличным видом прошагал мимо, зашёл в закрытый курятник – и пропал там!
Коряга растерянно смотрел то на курятник, то на окна дома, и не понимал, что всё это значит и что и теперь думать по этому поводу! На крыше, на самом коньке, сидел домовой, закинув ногу на ногу, и тихонько поглаживал мурлыкающего Ваську, а Шарик ещё днём сорвал голос, когда Корягу облаивал, поэтому сейчас забился в свою будку и только жалобно скулил.
Проснулся Лопоухов поздно. Анастасия Петровна уже давно хлопотала по хозяйству и сейчас процеживала молоко.
– Отдохнули, Семендяй Симеонович? – приветливо заговорила бабулька. – А у меня новости. Похоже, что началось! Пошла я сегодня утром скотину на пастбище выпускать – смотрю, а перед воротами лежит эта туфля!
Только Лопоухов хотел было поинтересоваться, – что именно началось? – как Анастасия Петровна вытащила откуда-то нарядную белую туфельку и показала её Семендяю. Он взял, оглядел её со всех сторон и тут же прокомментировал:
– Туфля невесты. Белая. Новая, – заглянул внутрь. – Французская. Левая. Тридцать шестой размер. Ни разу не надёванная. И что в ней такого особенного? Кто потерял-то? У вас в деревне что, – свадьба намечается?
– Намечается… – в раздумье ответила хозяйка, собирая на стол. – Да только, я думаю, невеста тут совсем ни при чём!
– Это