– Братья, не буду ходить вокруг да около, – хрипло произнёс главный, то и дело прерывая свою речь отрыжками и плевками. – Всем нам сейчас несладко. Всем хочется скорее почувствовать себя в норме. Поэтому давайте просто сожжём этого сукина сына, и пусть он прочтёт перед смертью нам пару молитв.
– Аллилуйя, – устало отозвались рептилоиды.
За спиной у меня что-то хлопнуло. Это вспыхнули просмолённые факелы. Через мгновение они лежали на связках хвороста под моими ногами. Всего лишь в каком-нибудь метре от стоп. Огонь быстро распространялся по сухим веткам, слышались частый треск и едва слышное завывание, с которым нагревшийся воздух устремлялся наверх. Вместе с ним из костра повалил густой дым. Казалось, он выжигал мои внутренности, распространяя с током крови по телу свои ядовитые газы. Перед глазами поплыло, и я зашёлся тяжёлым, не приносящим облегчения кашлем, выворачивающим меня наизнанку.
– Что же ты не начинаешь? Не хочешь даже попробовать? – насмешливо спросил главный. – Помни: это твой единственный шанс!
Как ни скверно, но рептилоид был прав. Я попытался представить по возможности отчётливо, что стал всемогущим, попытался представить девственные времена нашей цивилизации, когда Иисус воскресил Лазаря и ходил по морской глади воды. Он верил в высшие силы, верил в собственную избранность, и этого оказалось достаточно, чтобы подчинить себе законы природы. Чудеса – не бредовая выдумка рептилои-дов. Святое Писание пришло к нам из тех времён, когда человечество стояло на пороге открытия эфира, ещё слишком невежественное, чтобы объяснить его с точки зрения науки, но гораздо более одухотворённое, чем мы нынешние, чтобы поверить в него и использовать в своих нуждах. Всё остальное было искажено, подвергнуто строгой цензуре, попросту выдумано. Открытия Исаака Ньютона, Галилей, Леонардо да Винчи. Рептилоиды оставили жемчужину истины, заключив её в оправу лжи и непримиримых сомнений, чтобы изредка лакомиться редким деликатесом. Как всё прозаично и буднично!
Я закрыл глаза, чтобы не видеть разгоравшегося с каждой секундою пламени. Его не существовало. Были только я и эфир, готовый тотчас подчиниться воле любого, кто осмелится бросить вызов. Я сконцентрировался, воображая порыв мощного ветра, и в этот же миг в спину упруго ударило волной свежего воздуха, разметавшего вязанки хвороста, потушившего пламя. Порыв был такой силы, что распятие, заскрипев, пошатнулось, чуть было не переломившись пополам.
– У него получилось, – услышал я изумлённые возгласы рептилоидов.
– Не может этого быть. Получилось…
– Что же вы стоите? Немедленно его уничтожить! – прокричал главный.
Длинные железнодорожные костыли, которыми я был прибит к кресту, выскочили из плахи, как пули, угодив в ближайших врагов.