Разумеется, он тоже был писателем. Причем, в отличие от траппера Тома, интересовался не только собственными писаниями; любил поговорить о книгах. Возмущался, что эскимосская тема в американской литературе обойдена вниманием. У Джека Лондона про эскимосов – почти ничего. У Сэлинджера рассказ с многообещающим названием «Перед войной с эскимосами» оказывается совсем о другом. Но особенно отличился автор «Моби Дика»: его герой Квикег – гениальный гарпунщик, китобой – должен был быть эскимосом, а вместо этого Мелвилл сделал его каким-то полинезийцем. Беда в том, что у эскимосов нет своего национального писателя. Таковым мог бы стать он, Эдвин Дональдсон (хотя эскимос он только наполовину). Но мы живем в век синдрома дефицита внимания, большие книги уже давно не в чести. Теперь человечеству нужны не романисты, а блогеры. А у него в избушке интернет еле-еле работает, какой уж тут блог…
Вдохновившись беседой с Эдвином, я решил по возвращении в Нью-Йорк непременно перечитать «Моби Дика». В студенческие годы это была одна из моих любимых книг. А еще раньше, будучи советским школьником, я любил Рытхэу. И теперь, готовясь к поездке на Аляску, я загрузил на киндл одну из его последних вещей – роман «В зеркале забвения». Читал в самолете, и мне показалось, что это умная, трезвая проза, уже не стесненная необходимостью втискиваться в прокрустово ложе соцреализма. Книга, полная самоиронии, грусти, щемящих подробностей прошедшей жизни. Продолжение трилогии «Время таяния снегов», написанное почти сорок лет спустя, а заодно и саморазоблачение. События, уже описанные в трилогии, теперь подаются без идеологической ретуши, без тошнотворного сюсюканья. Тут же и покаяние: дескать, всю жизнь врал и стыдился своего вранья, но иначе было нельзя. Учитывая, что до него чукотской литературы вообще не существовало, никаких претензий к Рытхэу быть не должно. Писал, что и как мог, спасибо на том. Тем более что ничего особенно ужасного в его советских книгах вроде не было: ну да, гладко-приторно, со всеми положенными вставками (наподобие обязательных ссылок на корифеев в любом советском учебнике), но и настоящего – точных, ярких описаний времени и места – в его романах тоже достаточно. Так что взятки гладки, но теперь от этого беспрестанного оправдывания («Время было такое, не мог по-другому…») читателю становится не по себе. Зачем оправдываться? Ему лучше знать. А мне, до сих пор лелеющему воспоминания о чтении в детстве, лучше не знать. Пусть все это останется за кадром (на совести автора), а на первый план выйдет другое. Например, замечательный портрет писателя Геннадия Гора, который одно время покровительствовал молодому Рытхэу. В третьей части «Времени таяния снегов» Гор был выведен под именем Георгий Лось, а в «Зеркале забвения» он фигурирует (отражается) уже под своим настоящим именем.
И снова вспомнился давнишний разговор о параллелях между японской и чукотско-эскимосской культурами (в Барроу