– По лицу? – Илья Григорьевич, наоборот, задумался всерьез. Конечно, было в нем французское, и на этом можно остановиться, не желать для себя лучшего. Но ведь был Илья Григорьевич не во Франции и даже представлял себя там с трудом. Он достойно пережил искушение эмиграцией, не дрогнул, усидел на месте, хоть любил отмечать (всегда кстати), сколько мог бы получать там, у них, в той самой Франции или даже в Америке, где ценили бы его никак не ниже, чем в Средней Азии. Но если Илья Григорьевич пожертвовал личным комфортом для продвижения отечественной науки, то и отказываться от национальных черт во внешности так запросто не стоило. Пусть даже в пользу французского. Потому что завершали эти черты характер отечественный, а не французский, русскую, так сказать, душу. Сейчас Илье Григорьевичу даже захотелось глянуть в зеркало, уточнить, какие черты умудрились подметить в нем пронырливые болгары. Почему определили его, как собрата по Кириллу и Мефодию, тем более, что других языков Илья Григорьевич не знал.
– Да, что вы, Виктор Андреевич, – подала голос Аллочка Конопаткина. – Разве Илья Григорьевич похож на русского. Просто мы вещи носить не умеем. Ой, девочки, а меня в Тбилиси два раза за итальянку приняли.
Опасные слова для мнительного Ильи Григорьевича. Ведь не только наличие отечественных черт, но даже умение элегантно одеваться (напомним, Илья Григорьевич был в джинсах) ставилось под сомнение. Хотя молодости прощается многое. Тем более, после любимой селедки, в ожидании плова.
Ананасов все же решил нужный разговор затеять, пользуясь общим благодушием. И сам Илья Григорьевич, к тому же, захорошел.
– Зухра Магомедовна, – начал Виктор Андреевич обходной маневр, – не жаль уезжать?
– Почему жаль? Уеду, приеду. Дальше писать буду, пока не напишу.
– Молодец. – Похвалил Бельский, заглянув в пустой стакан. – Большой путь прошла. Между прочим, она отчет твой читала. Я не особенно вникал.
А почему нет? Ведь проект рецензии на свою работу сам же Ананасов и писал. Заготовил вместе с отчетом. Так что, если не придираться, вполне можно было довериться Зухре Магомедовне.
– Ну, и? – Небрежно спросил Ананасов.
– Понравилось, понравилось. – Закивала аспирантка. – Хоть многое непонятно.
До замужества Зухра Магомедовна закончила педагогический институт, работала учительницей, непонятные места в отчете могли найтись. В этом она сейчас призналась без ложной скромности, подтвердив, что восточные женщины еще не сказали в нашей науке последнего слова.
– А, вообще… – Ананасов с замиранием сердца тянул ниточку. – Нашли что-нибудь… недостатки?
– Нашли, почему не нашли… Кто дочитает до этого места, получит десять… Я смеялась, думала сначала, что рублей. Илья Григорьевич объяснил. Какие шутки могут быть в серьезной работе.
– Вы там действительно, Витя, чепуху написали. –