Завод, говорит он, может сжигать юо тысяч тонн мусора в год, при этом еще и тепловую энергию будет давать! Энергия Петровича мало интересует, а вот юо тысяч тонн – это впечатляет. Сколько же, думает он, лежит на дне оврага? Больше? Или меньше?
– Давай еще выпьем! В общем, грамотно подходят к этому делу немцы. Они проблему утилизации еще в Освенциме решили.
– Как это? – не понимает Петрович.
– Они же там людей сжигали, для них заключенные – тот же мусор.
Они выпивают, закусывают, и Вадим Олегович опять наливает.
– Да что немцы? Вон, в Сингапуре целый остров из мусора создали, он им свалкой служит. Только на этой свалке никакой вони и никаких бомжей, там даже птицы гнезда вьют.
Петрович дожевывает салями и, кашлянув, говорит:
– Я тоже мусорный остров видел. Когда на ТОФе служил.
– Где служил?
– На Тихоокеанском флоте. Мы тогда в дальний поход ходили, в район Гавайских островов. Так в одном месте из пластиковых бутылок целый остров образовался! Их круговым течением прибивает друг к другу, и с каждым годом их все больше, больше…
– А я о чем?! Проблема, причем острейшая! Выпьем за ее быстрое разрешение!
Ночью беседа оборачивается кошмарным сновидением. Малый противолодочный корабль, на котором опять оказался Петрович, причаливает к огромному мусорному острову. И молодой командир, имеющий почему-то обличье Вадима Олеговича, командует: мичману Лапину сойти на берег! «Какой же это берег?! – хочется возопить. – Это ж пластиковые бутылки!» Только приказ есть приказ, и Петрович осторожно спускается по трапу. Бутылки пружинят под ногами, но худо-бедно держат, и мичман движется вперед. Внезапно остров вспыхивает синим пламенем. Путь назад отрезан, и впереди все горит, а с корабля доносится усиленный мегафоном голос:
– Мусор – острейшая проблема! Ее надо решать!
– Но я же не мусор! – отчаянно кричит Петрович.
– Кто тебе сказал? Ты ничем не лучше этого пластика, тебя тоже надо в мусоросжигательную печь!
В следующее появление Вадима Олеговича они вдвоем отправляются в сауну. Хозяин чем-то озабочен, он опять наливает одну за другой и, наконец, выдает: все, мол, закончил дела в родном отечестве. Переезжаю в «фатерлянд» – окончательно и бесповоротно!
– Постойте, но ведь здесь…
– Здесь родина, сам знаю. И Волга-матушка поблизости протекает. Но дела, увы, надо руководить работой предприятия. И жена у меня там, и дети учатся в Кельне, так что… Эх, не хочется, а – надо!
– А как же… – Петрович обводит руками предбанник. – Это все?!
– Придется избавляться. Там у меня есть домик, но небольшой. А теперь мне по статусу положен большой, так что этот продам.
– Кому? – упавшим голосом вопрошает Петрович.
– Кому?