Стас Стеклянный выпил свои пятьдесят грамм без аффектации. Покривил рот. Закусил. Рыгнул. Сказал:
– Ну, отрава!
И замолчал. Посидели. После первой всегда воцаряется затишье. Непонятно, куда все пойдет. Поэтому нетерпеливые скорее вторую хотят. А мудрецы смакуют. Ждут, когда печаль бытия сама рассосется и обиженная зельем душа твердо скажет: «Давай по второй. Что ее теперь, мариновать что ли?»
Женя Бесноватый вдруг пробурчал:
– А меня вчера менты взяли.
Помолчал минуту. Затем продолжил:
– Продержали в милиции до пяти… Допрашивали. Кровь брали. Потом отпустили.
Лапа вякнул:
– Тык, за что это? Донора они из тебя что ли сделать собрались?
– Какой донора. Донор я уже давно. Подозревали меня. Думали, я маньяк. Который пацанов в Подмосковье потрошит.
– Да ну!
– Позвонили в десять. Я открыл. Ментов было трое. Полковник, майор и наш участковый. Участковый сказал:
– Доигрался ты, Бес. Допрыгался!
А майор с полковником топоры увидели и перебздели, майор даже в кобуру полез. За пистолетом.
– Какие топоры?
Лапа объяснил:
– Ты у Беса дома не был. Как войдешь, в коридоре два топора висят. В петлях. А в комнатах портреты. Гитлера, Сталина и Муссолини. А теперь и этого, Ванафранко повесил.
– Ты чего не знаешь, не говори, – перебил Женя. – Не Ванафранко, а Каудильо Франко. Каудильо – предводитель по-ихнему, по-испански. Как менты портреты увидели, так сразу на меня наручники надели. И повели. Соседи высунули рожи из квартир, лыбятся, довольны. А то, что я им всем помогал – никому и в голову не приходит. Скотобаза!
– Так вроде поймали маньяка.
– Если бы поймали, не стали бы меня в отделение таскать, кровь сосать. У меня еще иголка в руке торчала, как майор кивнул подполковнику – нет, мол, не этот. Группа крови не та. Видать, где-то крованул мужик, так они теперь кто повыше, да на учете состоит, тягают. Формальности мол, говорят. Мы всех проверяем. Извините за наручники. А топоры вы все-таки снимите. А то кого-нибудь убьете ненароком. А я никого убивать не собираюсь. Топоры висят для самозащиты. Если грабить придут. У нас в доме уже троих ограбили. Цыгане. Или местные, одинцовские отметились. Ну, давай Лапа, по второй, что ли!
– Ты же хотел один разок?
– Эх раз, еще раз, еще много, много раз…
Лапа засуетился, достал бутылку из кулька, начал разливать оставшуюся водку.
– Да ты не мельтеши, разливай всю!
Женин голос явно стал громче. В нем появились грозные нотки.
Я подумал: «Вот незадача. У Беса запой начинается. А бежать некуда. Мы в поезде. Хорошо, кроме нас и в вагоне нет никого. А то бы началась потеха».
Попросил Лапу:
– Мне поменьше наливай. Не пошла. Злая водка. Не московского разлива, что ли?
– Ярославская. Нам ее Тыня принес. У него там корешки на спиртзаводе. Я, говорит, у вас месяцок проживу и заплачу водочкой. Ну я тогда одну пол литру и припрятал.
Стасик