Вялый ком прошлого сострадания валялся в углу материнской заботой, не нужной теперь, когда тварь разрослась в нём подобно поганому наросту. Развлечения над живыми существами были милее всего ему, познавшему науку смерти ранее, чем научился он любить жизнь.
Гадкий паршивец сидел в нём прочно, поводя стременами и натягивая вожжи своих новых предательств. Гаденыш вырос в большого гада, и изображал мину наслаждения при приближении к нему, на самом деле это была его маска для привлечения новых жертв.
В старые сети попалась новая жертва, и голодранцу – заморышу нравилось потешаться над ней, изобретая новые уловки. Но эта жертва была от его вызубренных наук, и она поила его новой печалью, отчего заморыш становился податливей на подлости. Увеселяя дух приправами лжи, в которой он был уверен, новая жертва оказалась подстать мерзавцу – изнурителю. Он изнурял своей гнилой печалью о несбыточных желаниях и всегда ожидал оваций в углу под сенью доброжелательных лжецов, наводнивших город лжи. Полируя когти в науках, лжец – заморыш обмахивался огромным пальмовым листом и поедал мозги обезьян. Проев плешь в головах своих жертв, голодранец работяще убивал, заглядываясь на новые жертвы, которых требовало его существо. Он на всякий случай ради собственной безопасности, поменялся жизнью с одной глупой бабкой, не устоявшей против его любезностей, а бабка та страдала страхом жизни. Она боялась жить, родившись во время бомбежек, и непобедимый страх снедал всё ее существо. Уступив гадливому поганцу свою жизнь, бабка взяла его смерть, и жила преспокойно бы, глодая мозг постулатами всем, кто слушал ее, если бы не жадность заморыша. Вскоре насытившись уже собственными страхами, переходящими в ужасы, поменявший жизнь бабки на свою смерть заморыш наловчился и из смерти вылавливать куски жизни, как тараканов на заброшенных складах бомбленных им товарных складов. Ползет эдак таракашка, а он и из него нажирался спеси не видеть ни друга, ни врага, а только бежать по заданному инстинктом направлению, по воле осязательных аппаратов, заложенных, как взрывчатка, в потаенные недра его нехитрого организма.
Бежал заморыш и потешался своей прыткости и умению оставлять пространство без дуновения его хитиновых отростков, нажитых в борьбе за смерть. Удобные копалки ровно лежали на спине, слегка оттопыриваясь при виде не оприходованных жертв, иногда растопыривались, словно для неуклюжих объятий, но чаще издавали звук взлетающего самолета, держа в напряжении жертву.
Посылки Фортуны
1
Что