Немного помолчав, Софрон ответил:
– Ты прав, Ивашка… Помилуй, Бог, меня грешного! – Софрон перекрестился. Ивашка сделал то же самое. А потом молодой купец сказал:
– Ну, будь здоров – ещё встретимся с тобою!
– И ты не хворай, сударь! Как я рад был тебя видеть, и об отце твоём досточтимом добрым словом обмолвиться! – с улыбкой отвечал Ивашка. Он поклонился Софрону, и проводил его в ворота.
…
Софрон шёл по оживлённой улице, минуя один двор за другим. Вскоре улица разделилась надвое, одним из своих ответвлений делая изгиб в левую сторону. Туда и направился молодой купец. Здесь был узкий проулок, где крыши и крыльца теремов иногда подходили друг к другу очень близко. Людей шло много, стоял шум от их возгласов, от разговоров. Было даже тесновато, хотя телег с лошадьми не проезжало.
Проулок скоро закончился. Софрон вышел на широкую и просторную торговую площадь. Тут было полным-полно народу. Яркое солнце на чистом голубом небе поднялось высоко, ослепляя сиянием собравшихся на торжище людей, и вынуждая их своим жаром снимать шапки, скидывать шубы и тёплые меховые накидки, и класть их на плечо или нести в руках. Было шумно. Стояли лавки, тянулись выстроенные из еловых и берёзовых брёвен торговые ряды, высились амбары для гостей – знатных и оборотистых купцов, прибывавших в Ярославль из других городов, либо из далёких заморских стран. Чуть в стороне от рядов и лавок сидели и бродили нищие: мужчины и женщины, носившие поношенные накидки и сермяжные платья. Их было много, среди них были и дети. Неподалёку Софрон увидал идущего в ту же сторону представительного мужчину с окладистой бородой, в блестящей меховой шубе и шапке. Он подошёл к кучке сидевших нищих и, наклонившись, дал им еды в мешке, пару монет и свёрток ткани. «Храни тебя Господь!» – с благодарностью восклицали ему в ответ.
Софрон неторопливо брёл вдоль торговых лавок, стараясь не мешать и не натолкнуться на другого человека. Любовался изделиями кузнецов, гончаров и прочих мастеров, выложенными на прилавках: глиняной, оловянной и серебряной посудой, горшками, кувшинами, чарками и кубками, железными подковами, ножами, крюками и прочей утварью. Когда он проследовал дальше, с обеих сторон пошли длинные ряды без навесов, где товар лежал прямо на солнце. Продавали в огромном количестве рыбу: свежую и засушенную, крупную и мелкую. Один коренастый молодец, стоявший у прилавка, схватил толстенную белугу – усатую остроносую рыбину в два аршина длиной, за жабры. Держа её над собой, перед продавцом, и хвалясь своей силушкой, он вскричал: «Вот это чудовище! Сколько стоит?!».
Дальше ряды прерывались небольшой пустой площадкой, откуда дальше они расходились в четыре стороны. На этом пространстве смешивались и разделялись потоки людей, пришедших в этот день на торжище. В стороне от центра площадки стоял под двускатным навесом небольшой дубовый восьмиконечный крест. На нём было вырезано распятие Христа, его тело слегка выдавалось вперёд. Крест по высоте доходил до плеч. Проходя мимо, люди крестились и кланялись в его сторону. Приблизившись