– Да, это тоже возможно. Но посмотреть стоит. Сам знаешь, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и потом жалеть.
– Ладно, тогда позвоню его родителям. Надо только какой-нибудь предлог благовидный выдумать. Пока не хочу вываливать на них подозрения, что их сынок не сам помер, а с чужой помощью. Только перенесу это на денек, потому как я на дежурство завтра заступаю. Не факт, что будет возможность поговорить или съездить. А ты давай тряси Дашу. Или, если она не в состоянии идти домой к любимому, просто попроси у нее ключики. Тем более что адрес известен, а посторонних там не будет. Если, конечно, Даша еще не позвонила этому двоюродному или троюродному брату.
– Вариант. Тогда завтра сгоняю к Царькову, а потом уже и на квартиру к Закутько. Сегодня вечером тогда и звякну Даше.
Лев Иванович посмотрел на часы.
– Так уже вечер, – улыбнулся он.
– Да? – Опер тоже глянул на время. – И правда, восьмой час уже. Что-то мы, Лева, засиделись. Пора и честь знать.
– Согласен. У нас еще завтра рабочий день.
Встречу с Дашей Крячко чуть не прошляпил. Разумеется, не специально, а потому, что долго проторчал в больнице, где лечился после рабочих травм Михаил Царьков. Накануне опер накопал на него гору информации. Из которой следовало, что всякими политическими идеями Миша увлекся еще в далекой юности (а сейчас ему чуть за тридцать) и даже сейчас не расставался с ними, хотя возраст и жизненный опыт уже не делали из него наивного и фанатичного юнца. Некогда молоденький парнишка Мишка, или, как его раньше называли, Михась, постоянно ходил на митинги, шествия, политические акции и тому подобные мероприятия. Как личность он был довольно умелым и вдохновенным оратором, превосходным собеседником, мог поддержать любой разговор на любую тему, даже не связанную с политикой, так как был человеком начитанным и неглупым. Со Стасом Царьков общался довольно спокойно и охотно и даже сделал пару умелых попыток перевести разговор в русло равенств, прав и свобод. Впрочем, Крячко тоже был не лыком шит и быстренько вывел Михаила на нужную дорожку.
Про грешки своего начальника потерпевший, разумеется, знал. И пустился в подробные объяснения.
– Я просто хотел, чтобы эту гниду убрали от нас, – сказал он, имея в виду Гаврюхина. – Ладно бы он просто воровал, но так он еще и редкостный самодур. Премии лишал по поводу и без, сверхурочные за вечера и выходные нам не оплачивал, а тем, кто принципиально не выходил, то выговоры лепил, то зарплату резал. И жаловаться-то без толку, у него везде прихват, а если какая проверка, то он тут же менял пластинку и становился показушно доброжелательным и заботливым, понимаете?
– Еще бы, – усмехнулся Станислав. – Встречал таких, и не раз. Даже у нас, в органах.
– Вот, – Миша поднял палец. – Поэтому я говорю, что с такими людьми надо бороться любыми доступными методами. У нас недавно на заводе перестановки начались в начальственных верхах. Я и стал ребят в цеху подбивать, мол, давайте скинем эту гниду. Сначала уломал коллег на забастовку,