Убийства в Уинкли / The Winkleigh Murders. Дон Нигро

этом, разве я не освободился от агонии всех этих отказов и унижений Лондона? Лондон, фрагмент рухнувшей стены, ее лицо свете газового фонаря, прорывающегося сквозь туманную дымку. Она ест топленые сливки. Капелька пристает к верхней губе, где можно различить маленький шрам. След какой-то детской трагедии, несомненно. Но почему от этого шрама ее лицо становится еще более прекрасным? Мы больше всего любим несовершенности наших возлюбленных, потому что чувствуем: любить их можем только мы. Только так они становятся нашими, благодаря любви к тому, что портит их совершенство. Однажды, когда мы пили в другом месте, залитом красным светом, Эдвард упомянул мне про этот шрам. Кровь на ковре. Отчаянные крики той бедной женщины. Все это еще большая загадка, ставящий в тупик набор взаимосвязанных обрывков… (Скрип открывающейся двери, полоса света падает на ЧАРЛЬЗА). И что это вы, по-вашему делаете, открывая дверь? Теперь фотографии испорчены. Эй? Кто здесь? Есть здесь кто-нибудь?

      (Полное затемнение. Последний раскат грома. Потом…)

8

Седрик чистит ружье

      (Поют птицы после дождя. Свет падает на СЕДРИКА, он на автомобиле, чистит ружья. БРОНУИН наблюдает).

      БРОНУИН. Красивое у тебя ружье, Седрик.

      СЕДРИК. Это точно.

      БРОНУИН. Длинное и гладкое, как у моего отца. Это ружье не моего отца, так?

      СЕДРИК. Нет, это мое ружье.

      БРОНУИН. Ты показывал его Имогене?

      СЕДРИК. Еще нет. Сеанс гипноза, это было нечто.

      БРОНУИН. Ты так думаешь?

      СЕДРИК. Ты не притворялась?

      БРОНУИН. Я никогда не притворяюсь, Седрик.

      СЕДРИК. Потрясающе. Цепеллины. Не они ли снились твоей матери перед тем, как она повесилась на мельнице?