Первых попавшихся под руку моряков толпа сгребла в охапку и стала подбрасывать вверх, а многочисленные девушки вручали остальным цветы и радостно визжали. Седой усатый дед заключил Петьку в дружеские объятия, а смуглая красотка взасос целовала опешившего Жору, тот счастливо улыбался.
Целых двое суток в городе царило веселье. Болгары угощали «братушек» вином, наперченными кебабами, брынзой и фруктами, в разных концах города звучали волынки и бубны.
В эти дни разведка потеряла Сашку Канцельсона. Правда, в переносном смысле. Изрядно приняв ракии, он отправился знакомиться с достопримечательностями Варны и в центре, у дверей булочной увидел стайку оборванных мальчишек. Те просили у толстяка в белом фартуке хлеба.
– Халата да те духне! – выругался толстяк и дал одному затрещину.
Не терпевший несправедливости Сашка вмешался и, отпихнув хозяина, завел ребятишек внутрь, где одарил всех свежими булками. А когда тот стал возмущаться, надавал жлобу[39] по шее. Исключительно в воспитательных целях.
Обиженный сбегал в порт и пожаловался начальству, за что Сашку выперли из разведки, переведя в стрелковый батальон, где его пригрел под своим крылом в качестве ординарца лейтенант Миша Ашик.
Далее последовала срочная переброска в Бургас[40]и долгий путь в раздолбанных вагонах и пехом к новому месту дислокации. Болгария оказалась изрядно разоренной немецкими союзниками. В отличие от жителей городов, сельское население перебивалось мамалыгой с овощами, и вскоре у моряков «кишки к позвоночнику приросли», как выразился Петя Морозов.
По прибытии на место, высыпав из вагона, разведчики сразу навалились на Димыча.
– Организуй питание, старшина, и точка!
– А чего я? – набычился тот. – Топайте к Абдуле, я всего лишь заместитель.
Командир взвода лейтенант Абдуллаев свое дело знал хорошо, но во всем, что касалось снабжения, был, как говорят, «не того» и препоручал все Диму. Так вышло и в этот раз. Выслушав моряков и тяжело вздохнув, лейтенант подошел к Вонлярскому.
– Очень надо, дорогой, – просительно взял за рукав. – Ты же знаешь, не умею я с этими тыловыми крысами.
– А я умею? – пробурчал старшина и сплюнул на землю.
– Ну да, – хитро прищурил раскосые глаза Абдулаев. – Еще как умеешь.
Интендантскую братию Дим не любил всеми фибрами души, но все, что положено, у них вырывал. Иногда с боем.
– Ладно, попробую, – сдвинул на затылок бескозырку. – Жора, почапали со мной к фуражирам.
Спустя полчаса они вернулись.
Дорофеев нес в руке полцибарки[41] кирзы[42] с кирпичом хлеба, а Дим покоил на груди три банки «второго фронта»