Условность как способ существования искусства. Условность в литературе. Елена Лазо

сказал: «Все ясно стало: ставни… Их порывом шквала,

      Видимо, с крючка сорвало – поправимая беда.

      Ставни хлопают и только – поправимая беда.

      Ветер пошутил – ну да!»

      Только я наружу глянул, как в окошко Ворон прянул,

      Древний Ворон – видно, прожил он несчетные года.

      Взмыл на книжный шкаф он плавно и расселся там державно,

      Не испытывая явно ни смущенья, ни стыда,

      Там стоявший бюст Минервы оседлал он без стыда,

      Словно так сидел всегда.

      Я не мог не удивиться: эта траурная птица

      Так была невозмутима, так напыщенно-горда.

      Я сказал: «Признаться надо, облик твой не тешит взгляда;

      Может быть, веленьем ада занесло тебя сюда?»

      Ворон каркнул: «Никогда!»

      Усмехнулся я … Вот ново: птица выкрикнула слово!

      Пусть в нем смысла и немного, попусту белиберда,

      Случай был как будто первый, – знаете ль иной пример вы,

      Чтоб на голову Минервы взгромоздилась без стыда

      Птица или тварь другая и в лицо вам без стыда

      Выкрикнула: «Никогда!»

      Произнесши это слово, черный Ворон замер снова,

      Как бы удовлетворенный завершением труда.

      Я шепнул: «Нет в мире этом той, с кем связан я обетом,

      Я один. И гость с рассветом улетит бог весть куда,

      Он, как все мои надежды, улетит бог весть куда».

      Ворон каркнул: «Никогда!»

      Изумил пришелец мрачный репликой меня удачной,

      Но ведь птицы повторяют, что твердят их господа,

      Я промолвил: «Твой хозяин, видно, горем был измаян.

      И ответ твой не случаен: в нем та, прежняя беда,

      Может быть, его терзала неизбывная беда

      И твердил он: «Никогда!»

      Кресло я придвинул ближе: был занятен гость бесстыжий,

      Страшный Ворон, что на свете жил несчетные года,