(Не) свой. Рина Шакова

а он знает, что его невеста всё это время лежала под другим?

      Парень наигранно усмехается, и я, сокращая между нами расстояние, отвешиваю звонкую пощечину ему.

      – Прикуси свой чертов язык, Эрик, – шиплю я, хотя на моих глазах наворачиваются слёзы от обиды. – В тебе наверняка говорит сейчас злость, и после ты пожалеешь о своих словах. Не смей говорить даже больше ничего.

      Эрик потирает свою щеку, размыкая губы. Он не смотрит прямо на меня, избегает взгляда. Кажется, что вероятнее всего, он уже жалеет о сказанном, но мне плевать. Этих слов я никогда бы не хотела слышать от него.

      Поджимаю губы, чтобы сдержать свои эмоции и не разрыдаться перед ним.

      – А теперь уходи, – еле как нахожу в себе силы промолвить это.

      – Мэнди, – наконец-то выдохнул он, пытаясь привлечь моё внимание.

      – Проваливай, Эрик, – обессилено говорю, поднимая на него глаза полные не выплаканных слёз.

      – Мэнди…

      – Эрик, не сейчас. Я хочу побыть одна.

      – Хорошо, – сдаётся он, отворачиваюсь. – Мне пора на тренировку, надеюсь, мы вечером поговорим.

      Только когда Эрик пропадает из виду, я даю волю своим слезам. Наплевав на свои бежевые брюки, я опускаюсь на землю, обхватывая свои колени руками. Я и раньше слышала нелестные отзывы о своей семье, причём довольно часто. Особенно, когда дело касалось моей сестры. Но я всегда старалась уравновесить взгляд на нашу фамилию, пытаясь быть идеальной. Плюс, я не хотела, чтобы меня так же, как мою сестру запирали за непослушание. Но не одни слова не приносили мне столько боли, сколько слова Эрика сейчас.

      Я никогда не могла подумать, что Эрик, мой Эрик, заговорит точно так же, как и все люди нашего общества. Неужели он правда так думает? Эрик всегда был моим спасительным кругом, свежим глотком воздуха. Я находила в нём успокоение, но, видимо, ничто не может были вечно. Мой Эрик перегорел от ревности и боли, и во всём происходящем виноват лишь один человек – Томас Харт. По моим глазам стекают слёзы, а сердце с каждым судорожным вздохом только больше наполняется ненавистью к нему.

      Гла