На следующее утро после завтрака мы отправились на переправу. Река уже успокоилась, основная часть воды уже схлынула. Показалось наше подтопленное бревно и по нему мы осторожно перешли на другой берег. Шурфу был нанесен большой урон. Он был полный воды. И чтобы его можно было документировать, надо было откачать всю воду.
Виктор отправился копать другие шурфы, а я притащил ведро, и принялся за осушение. Черпал этим ведром часа три, не меньше. Добрался до забоя, почистил его, стенки, и только тогда залез в него с радиометром и полевой книжкой. Его глубина была около трех метров, и он был пройден в глинисто – песчаном материале серого цвета с небольшой примесью торфа. Занимался описанием долго, надо было еще произвести по всем стенкам и забою замеры радиоактивности, и потом отобрать бороздовые пробы для анализа. Как раз к ужину я все закончил. Закопал шурф, поставил кол с указанием номера шурфа, даты и название нашей партии. И довольный своей работой, я поспешил на кухню ужинать.
Полевой сезон продолжался до самого октября. Буровики бурили, горнорабочие копали канавы и шурфы, геологи документировали и опробовали эти горные выработки, указывали точки, где надо было копать новые шурфы и бурить новые скважины. Я продолжал искать и находить новые аномалии. В сентябре нас осталось только трое – я и два рабочих, с которыми мы продолжали ходить на самые дальние объекты. Уже выпал первый снег, и мы едва успели закончить нашу работу. Ехали на вездеходе на базу уже по настоящим сугробам. Полевой сезон был закончен. На вертолете мы долетели до Тюмени, пересели на поезд и благополучно прибыли в Екатеринбург в нашу контору.
Началась обычная зимняя жизнь. Я ходил на работу каждое утро и писал весь день, чертил карты и планы изученных аномалий. Вскоре заказчик попросил представить ему предварительный отчет, и наша партия занялась его написанием.
В конце года, наконец, приехали пробы, которые геологи отбирали в течение всего полевого сезона. Их надо было сдать в разные лаборатории, которые проводили анализы на спектральный анализ – на сорок пять элементов, и ренгено-спектральный анализ – на содержание урана тория. В январе все пробы были сданы в лаборатории, и нас поставили перед фактом, что большая часть персонала партии сокращалась. В том числе сокращался и я. Между тем оставался еще неизученный участок – на севере нашей площади. И неясно было, продолжаться ли полевые работы, или нет.
Я получил на руки свою трудовую книжку и стал искать работу. Поиски шли трудно, и лишь через месяц нашел подходящую вакансию. Работа была на инженерных изысканиях под будущую железную дорогу. Это было бурение и описание керна.
Пока я искал работу, выяснилось, что северный участок будет исследоваться в этом сезоне. Мне было жаль, что без меня. И как-то раз, проходя мимо одной из лабораторий, я зашел к знакомым лаборантам и спросил о результатах анализа