Конечно, не в дни перед праздниками, когда я и Рэбел сбиваемся с ног, чтобы всех обслужить и ничего не забыть, но если доктор Милтон прав в своих опасениях, мне стоит закончить все дела в магазине именно до праздников, чтобы потом полноценно отдыхать. Как бы ни был велик соблазн злить Доминика, я не собираюсь подвергать жизнь малыша опасности.
– Хорошо, – говорит вервольф, устраиваясь на соседнем сиденье. – Тогда я должен сам в этом убедиться.
Что?! Надеюсь, это не то, о чем я подумала!
– То есть?
– Я поеду с тобой, чтобы убедиться, что твоя работа не доставляет тебе и нашему сыну беспокойства.
Я даже поворачиваюсь к нему целиком, всматриваясь в резкий мужской профиль.
– И как ты собираешься в этом убедиться?
– Проведу день рядом с тобой, в магазине.
Доминик в моем магазине? Он распугает всех покупателей! Не говоря уже о том, что он будет постоянно мелькать у меня перед глазами, и о работе можно забыть.
– Не получится. Это будет меня раздражать. Лишний стресс и все такое.
Теперь Доминик смотрит на меня, но без прежней ярости, в светло-карих глазах лишь решимость. Он подается вперед и кладет ладонь на мою скулу, я даже не успеваю отпрянуть. Да и отпрянуть – значит, показать свою слабость, и плевать, что он наверняка слышит мой участившийся пульс.
– Тебе придется смириться с моим присутствием в своей жизни, Шарлин, и перестать все списывать на раздражение. Тем более что я чувствую, когда в тебе вспыхивает гнев, а когда – совершенно другие эмоции. – Вервольф усмехается. – Если мы будем порознь, сложно будет выполнять все рекомендации доктора. Особенно ту, где тебе нужно обязательно отдаваться на волю животных инстинктов.
Он всего лишь проводит большим пальцем по скуле, задевая ухо и прядь волос, а по всему моему телу в секунду прокатывается жаркая волна. Это ненормально, но мне дико хочется секса. С Домиником.
Бесы!
– Доктор Милтон не сказал, что мне обязательно делать это с тобой.
Доминик рычит, обхватывает меня за плечи и притягивает к себе. Так быстро и так внезапно, что я не успеваю ничего сделать.
– Никто к тебе не притронется, Шарлин, – клянется он мне прямо в губы, и я понимаю, что это действительно слово альфы. – Я не позволю.
Мой пульс не просто сбился, сердце грохочет уже где-то у горла.
– Ты снова меня раздражаешь, Доминик, – говорю я. – Больше. Так. Не делай.
По его лицо прокатывается судорога, меня возвращают на место очень медленно и осторожно. Но больше всего меня поражают его слова.
– Прости. Это больше не повторится.
– Хорошо, – киваю я. – Держи свои эмоции в узде. И домыслы тоже.
– Домыслы?
– О множестве мужчин вокруг меня. Сейчас для меня важен только ребенок.
Это правда. Мой малыш сейчас важнее всего.
– И если ты собираешься в мой магазин только затем, чтобы отпугивать от меня мужчин, то не стоит. Твои вервольфы уже всех распугали.
Доминик