Но она знала, что это, и возмущение ее только возросло.
Я улыбнулся.
– Ты купил пятьсот акров ради какой-то яблони. В Новой Англии.
– Отведай, – сказал я. В полумраке гостиной, без ветра и капель росы, подношение выглядело весьма скудным.
Она вновь покачала головой.
– Отведай! – воскликнул я.
По щеке ее покатилась слеза. И вправду мной овладела причуда!
– Отведай.
– Но вы же умрете с голоду. Вас растерзают волки, медведи.
– Отведай!
– Тогда оставь девочек со мной.
Как по команде, за спиной у меня послышался шорох, и, обернувшись, я увидел дочерей: широко раскрытыми глазами глядели они на пыльное видение, стоявшее перед их плачущей тетей.
– Видишь, ты их разбудил, – сказала Констанция. Затем твердо и властно: – Элис, Мэри, в постель.
Бедняжка! Она забыла, что офицер, воевавший с французами и индейцами, – это не просто солдат, но дипломат, приученный распознавать малейшую возможность заключить союз. Отрезанные от командиров, окруженные племенами с переменчивыми симпатиями, те из нас, кто вел свои батальоны на Квебек, вынуждены были искать помощи на каждом шагу – затем ли, чтобы преодолеть заснеженный перевал, или для того, чтобы обойти вражеский лагерь. В науке вступать в сговор, подкупать, находить лазейки нам не было равных.
Я достал из сумки последние два яблока. В воздух – одно, другое. Ножка над чашечкой.
– Элис, Мэри, ловите!
Порой Страсть берет верх над Разумом. Если место благоприятно для яблони, это вовсе не значит, что оно будет в равной степени пригодно для человека. Поселенец, возводивший хижину в лесу, возводил ее из камней и бревен, у меня же были все современные строительные принадлежности. Чего мне не хватало, так это дороги. До большака, тянувшегося от Оукфилда до дома священника, была всего миля, зато какая! Я лишь смутно помнил, как добирался до хижины, так меня потрясло увиденное по прибытии, я позабыл даже, что для лошади тропа непроходима. Это, в свой черед, вызвало трудности с рабочей силой. Столько переселенцев стекалось в эти глухие края, что найти свободную пару рук было почти невозможно, и в конце концов пришлось мне довольствоваться пестрой командой, набранной на доках Олбани, – пятеро голландцев, все как на подбор с разбойничьими рожами, испанец, с яростной мстительностью вечно строгавший что-то ножом, и два негра, Сэм и Томас, о происхождении которых я не допытывался: шрамы, блестевшие в осеннем зное, поведали мне достаточно.
Сэм взял с собой жену, Бетси, и она стала у нас поваром и комендантом, без ее строгого надзора наш лагерь быстро погрузился бы в пьянство и разбой. Но никакой железный кулак не мог сдерживать этих бандитов вечно. К середине месяца один голландец заколол другого ножом, а испанец исчез со служанкой священника. По счастью, мне удалось нанять в Оукфилде плотника, и тот, приехав на место со своими людьми, ловко и споро начал возводить дом,