Неарх сразу почувствовал, что уже он валяется на земле, и рана в боку чуть кровоточит, благодаря крепким отцовским доспехам. Сразу поднятся не получилось. Все же, к нему уже мчался на коне Терес, размахивая булавой, слуга моментально спешился, а с другой стороны подбежал Элефтерион. А к ним, ломая строй и надеясь убить хотя бы его, бежали лучшие гвардейцы Фив. Курет поднялся, забросил со спины на левую руку маленький щит, вытащил с сухим треском свой меч из ножен, и закипела схватка.
Почему-то Неарху припомнилось, что это все происходит на манер «Илиады» Гомера. Завязалась битва за тело Патрокла8. (к счастью для него, он не стал пока Патроклом, ведь все-таки пока он был жив). К ним на помощь бросились македонские бегуны, а фиванцы сломали строй, и бой превратился в кровавое побоище. Критянин уже не видел сражения, он лишь мог рубиться верной махайрой9. Он бился в паре с Тересом, а Элефтерион прикрывал тыл, одного раскрывшегося фиванца он смог достать рубящим ударом сверху, а другого Терес своим шестопером ударил по плечу, и рука противника превратилась в сплошную рану, так, что его утащили соратники в тыл.
Схватка продолжалась, и скоро к нему прискакал Птолемей со своими оруженосцами, и изогнувшись, дружески хлопнул его по плечу, от чего Неарх весь скривился – болело все его тело после падения, и струйка крови неприятно стекала по боку, на ногу, и затекала в сандалий.
– Молодец, колдун! Мы сломали их строй, сейчас дожмем, отходи в тыл, там мои слуги твоих коней поймали, вооружайся, и давай за нами, – сказал телохранитель царевича, и его конь двинулся шагом в гущу битвы, прикрываемый бегунами и гипаспистами.
Неарх ковылял в тыл, хромая на две ноги сразу, и увидел слуг Птолемея, державших коней, к ним сразу радостно прыжками побежал Терес, но шестопер не бросил, от чего эти люди, не знавшие близко фракийца быстро ретировались. Этот же новоявленный Геракл стал радостно гладить коней и кормить их сухариками. Элефтерион, видя кровь на боку и ноге хозяина, стал стаскивать с него доспехи. Что было всем потом забавно вспоминать, это то, как над ним особенно подсмеивался Гефестион, про то, что он остался в шлеме, но раздетым догола. И что шлем, без сомнения, у него очень красивый, и смотрели все вокруг именно на его шлем и ни на что больше. Слуга промыл его рану, к счастью совсем неглубокую, вином, и положил из сумы подорожник, и наложил тугую повязку из чистого холста. Тем временем битва, превратившаяся в резню, закончилась. Сорок шесть раненых- перераненных фиванских бойцов взяли в плен, и Александр сейчас с ними мучился, стараясь что бы они не умерли. Царевич ведь обожал все редкое, а двести пятьдесят четыре убитых бойца лежали на поле, и он приказал